Анна Акимова - Змеиная верность

Людмила предложила сбегать в баню на соседней улице и хорошенько отогреться в парилке. Идея была хорошая, но, поразмыслив, они от нее отказались. Денег до зарплаты оставалось немного, а баня была непростая, с «наворотами» – сауной, бассейном, фитобаром, и билеты туда были дороговаты.

Поэтому поступили проще – достали бутылку коньяка, купленную для «красивой жизни».

Красивая жизнь у них происходила в субботу вечером, после всех домашних дел: уборки, стирки, глажки и приведения себя в порядок. Тогда на ужин готовилось что-нибудь повкуснее, варился настоящий, а не растворимый кофе, куда и добавляли коньяк, а из морозилки извлекали «полено» пломбира.

Под это получались классные задушевные посиделки с разговорами обо всем. Правда, в последнее время Людмила все разговоры сводила к одному – к «Пашечке». Это тяготило Лизу. Она считала Людмилину любовь безнадежной. Слишком взрослым, слишком опытным и значительным человеком был Павел Анатольевич Петраков для наивной Людмилы. Ну чем она могла его заинтересовать? Правда, недавно сбежавшая от Петракова жена Ольга была ненамного старше, но Лиза все-таки считала, что у Людмилы нет шансов. К тому же наблюдательная Лиза заметила, что в последнее время Петраков все больше сближается с Зоей. Поэтому разговоры о «Пашечке» она поддерживала неохотно и очень радовалась, когда к ним на огонек забредали Валера или Света Николашины и разговор сворачивал на тайны мироздания или общежитские сплетни.

Но сегодня была не суббота, на ужин был гороховый суп, в окно барабанил нескончаемый дождь, а перед глазами так и стояли два черных пластиковых мешка.

Надо было как-то налаживать жизнь.

Кастрюльку с супом поставили на плитку, и пока суп грелся, Лиза и Людмила быстро переоделись в шерстяные спортивные костюмы, которые так и не понадобились сегодня утром, натянули толстые шерстяные носки и свитера, отодвинули стол подальше от сквозящего окна, расставили тарелки и чашки, порезали хлеб.

Людмила разлила дымящийся гороховый суп, и под эту сомнительную закуску они выпили по полчашки коньяка.

Коньяк был хорошим. Он мягко стек в желудок, проник в сосуды и по ним добрался до каждой клеточки тела, наполнив ее блаженным теплом. Иззябшие щеки и носы заалели клюквой, все стало казаться не таким ужасным, а то, что произошло в институте – совершенно нереальным, будто приснившимся в дурном сне.

За окном совсем стемнело, а они все сидели за столом. Задернули занавески, включили свет, в десятый, наверное, раз включили чайник. Хмель схлынул, и вновь перед глазами замаячили два черных пластиковых мешка.

Они уже все обсудили вдоль и поперек, припомнили в деталях все, что видели и слышали сегодня, и чем дальше, тем больше убеждались: то, что произошло сегодня, произойти просто не могло.

– Лизочек, я тебе чем хочешь поклянусь, не могла Ленка в террариум залезть! – гудела Людмила, доставая из холодильника остатки колбасы, предназначенной, между прочим, для утренних бутербродов. Людмила «на нервной почве» все никак не могла наесться и дочищала холодильник от последних крох еды. – Она к этим змеюкам на пушечный выстрел не подошла бы!

Взяв нож, Людмила стала поспешно сооружать бутерброд.

Лиза сидела, нахохлившись, поджав под себя ноги и засунув подбородок в высокий воротник свитера.

– Но все-таки как-то она туда попала, – сказала она, утаскивая из-под руки Людмилы кусочек колбасы.

Та с сожалением проводила колбасу глазами и откусила от бутерброда.

– Шушай, – с набитым ртом пробурчала она, – а вшуш шето шамошштво?

– Что? – не поняла Лиза. – Проглоти и скажи снова.

На миг она почувствовала себя воспитательницей детского сада.

Людмила с трудом сглотнула и внимательно оглядела бутерброд со всех сторон, прикидывая, откуда бы откусить снова.

– Я говорю, вдруг это самоубийство? Может, Ленка нарочно туда пошла, чтобы змеи ее закусали?

– Людмилища! – возмутилась Лиза. – Что ты несешь? Люди погибли, а тебе шуточки!

– Какие шуточки, Лизочек! – Людмила уже любовно мазала маслом следующий кусок хлеба. – Вот ты знаешь, что Клеопатра, например, искала способ самоубийства и выбрала змеекусание как самый эстетный?

– Змеекусание! – передразнила Лиза. – Клеопатра! Ну ты сравнила! Это Ленка-то у нас эстетка? Нашла тонкую натуру!

Людмила некоторое время посидела, задумчиво разглядывая бутерброд, как будто представляя на его месте Ленку Кашеварову.

– Да, – наконец призналась она, – не выходит… Для Ленки это слишком эстетно.

– Эй, вы чего тут сидите?! – К ним без стука ворвалась жена Валеры Николашина Света. – Вас там по телику показывают!

– Нас?! – ужаснулась Лиза. Она успела представить их с Людмилой глупые физиономии с клюквенными носами на экране телевизора. Она даже скосила глаза на свой нос, с облегчением убедилась, что он уже успел принять нормальную окраску, и только потом сообразила, что этого не может быть.

– Институт ваш…ный! – грубо ответила Света, схватила пульт и включила телевизор.

– Гипсокартон Кнауф! – заорал телевизор нечеловеческим голосом. Света нажала кнопку и экран погас.

– Все, проехали, надо следующих новостей ждать. А вы чего не смотрите-то?

До Лизы дошло, что о происшествии в их институте рассказали в местном выпуске теленовостей, и ей стало стыдно за свои идиотские мысли. Надо меньше пить, выругала она себя.

– У вас там че делается-то?! – продолжала выкрикивать Света. – Я на работе увидела, у нас весь магазин на ушах стоял! Давайте, рассказывайте!..

Света работала кассиршей в соседнем супермаркете. Там у них, в отделе видеотехники весь день работали телевизоры.

– А тебе Валера разве не рассказал? – полюбопытствовала Людмила.

– А-а! – с досадой махнула рукой Света. – Дождешься от него! Лежит на диване и еле рот разевает. «Тебе это неинтересно…» Как это мне неинтересно? Я такой человек – мне все интересно!

– И что это он так? – удивилась Лиза.

– Трехнутый! И всегда-то такой, а в последнее время ваще чоканулся. Прикинь, сегодня ночью просыпаюсь – нет его! Ждала, ждала, заснула, опять проснулась – нет! Я уж было подхватилась искать – является! Курить, мол, ходил! Нашел дуру! Я ему говорю: найду ту пепельницу, куда ты окурок свой поганый суешь – мало не покажется ни тебе, ни ей. Убью обоих!

– Ты что, думаешь, Валера тебе изменяет? – удивилась Лиза.

– Все они кобели, – убежденно сказала Света, усаживаясь за стол и кивая Людмиле, чтобы та налила ей чаю.

– Валерочка не кобель! – заступилась Людмила, подвигая Свете кружку.

– Еще какой кобель! – Света сноровисто мазала последний кусок хлеба последним маслом. – Правда, пугливый. Блудит, но с испугом. Зна-а-ет меня… Конечно, не пойман – не вор, но уж если поймаю… – И Света скорчила такую зверскую гримасу, что Лиза сильно посочувствовала «пугливому кобелю» и его предполагаемой «пепельнице».