Сара Пэйнтер - Весь этот свет

Я напряглась, готовая спорить, но тут же осознала, как это было бы глупо.

– Она сестра-близнец моей мамы.

Я ждала, когда Стивен спросит, почему мама не пришла вместе с Пат, почему меня не навещает никто из родственников. Вместо этого он сказал:

– Все прошло хорошо? Визит, я имею в виду? Она так о вас беспокоится.

– Мы совсем не так близки.

Стивен совсем запутался.

– Тогда почему же она здесь?

– Она меня воспитала, – ответила я. – Мама погибла, когда я родилась.

Мне всегда было неловко об этом говорить. «Умерла при родах» звучало слишком в духе Диккенса, а более откровенное «я убила ее своим рождением» – чересчур драматично. К тому же люди сразу же начинали сочувствовать, вздыхать, строить грустные рожи, склонив голову набок. Ничего такого я не заслужила. Все это была не моя вина. Если уж на то пошло, я была в одной связке с Джерейнтом.

– Но, думаю, мы в любом случае жили бы с Пат. У мамы были проблемы со здоровьем, – неожиданно призналась я. – Когда она сама сидела у матери в животе, ей плохо поступали, не знаю, питательные вещества или кровь. Это называется трансфузионный синдром близнецов, – не знаю, зачем я об этом рассказывала. Если передо мной врач, так надо ему все выкладывать?

– Ой, – сказал он, – мне так жаль.

Я махнула рукой.

– Да все хорошо. И у нее все было хорошо. Бывает и хуже. Столько близнецов рождается мертвыми. У нее был всего-навсего недобор веса и небольшие проблемы со здоровьем, – последние слова вырвались сами собой. – Нарушение когнитивных функций.

Эти слова я так часто слышала в отношении себя, когда вышла из комы. Наконец-то у меня появилось что-то общее с матерью. Не то чтобы повод посылать мне поздравительные открытки, но хоть что-то.

– Наверное, это так трудно – расти без мамы…

Я вновь вернулась к разговору.

– Не сказала бы. Ведь у меня была Пат. Она – волевая женщина.

– Но все же…

– И Джерейнт. Мы близнецы, – не знаю почему я не назвала его братом, как обычно. Зачем вообще заговорила о нем, когда мозг умолял сменить тему. Как будто мой язык жил своей жизнью.

– Вы с ним тесно общаетесь? – Помолчав, Стивен добавил: – Это глупый вопрос?

Я кивнула, во рту внезапно пересохло.

– Не помню, когда в последний раз его видела. Может, мы поссорились, не знаю. – Я замолчала, чтобы не заплакать. Не хватало еще разреветься перед ним.

– Вы все вспомните. Все будет хорошо.

– Но я уже вспомнила свою работу, и Парвин, и то, как жила в Брайтоне, и Марка. Не понимаю, почему я забыла Джерейнта.

– Ну, Марк – ваш молодой человек. Повседневная жизнь лучше впечатывается в память.

Вынув бумажный платочек из пачки, я вытерла лицо. Я не могла объяснить, что со мной происходит. Нельзя было забывать Джерейнта; все равно что я забыла саму себя.

– Значит, у вас в семье много близнецов. – Стивен тактично сделал вид, что не замечает моих красных глаз, и я это оценила.

– Мне всегда казалось странным, что мама и Пат тоже были близнецами, – сказала я, глубоко вздохнув, – настоящими близнецами.

– Настоящими?

– Ну, идентичными. Они ведь были такими разными. По характеру, – истории о моей маме рассказывали, какой она была творческой, всегда в движении, всегда в работе. Пат же была простой, как кирпичная стена. – Пат хорошо обо мне заботилась, но я всегда любила только маму. Свои представления о ней, если уж на то пошло. Ведь она все равно моя мама, пусть я даже никогда ее не знала.

– Как ей, наверное, тяжело.

– Ее уже нет, так что…

– Я имею в виду вашу тетю.

– Что вы хотите сказать?

– Насколько я могу судить, бытовые трудности – большая часть воспитания детей. И за все это – никакой благодарности.

Услышав в его словах упрек, я рассердилась. Мне захотелось, чтобы он ушел.

– А у вас дети есть?

Он покачал головой.

– Господи, нет, конечно. Я еще слишком молод.

– Маме был двадцать один, когда родились мы с Джером.

– Ну, – он отвел взгляд, – кто-то рано к этому готов.

– К тому же вы уже не так молоды, – я понимала, что говорю гадости, но злилась на него за сочувствие к Пат и ничего не могла с собой поделать.

Я думала, он вспылит. Встанет со стула. Но он только рассмеялся.

– Пожалуй, вы правы. Надо бы мне поторопиться.

– Ну, только если вы хотите детей.

– Да, очень, – его серьезный тон меня удивил. – А вы?

Я собиралась сказать: нет уж, ни в коем случае, спасибо большое, но слова застряли у меня в горле. Я уже не была уверена. Мне казалось, я не из тех, кто вообще задумывается о детях. Я попыталась найти в себе материнский инстинкт.

– Простите, – сказал Стивен, – наверное, это слишком личное.

– Я представляю себе детей. Милых малышей в маленьких шапочках, ну, таких…

– Замечательно.

– Хочу понять, почувствую ли что-то, – пояснила я. – Мне трудно вспомнить, как я к чему относилась. Что-то очевидно, например, люблю я сыр или нет, но иногда…

– Ну, здесь вопрос посерьезнее, чем сыр.

– Думаете? Мне кажется, это просто знаешь – и все. Чувствуешь. Инстинкты так и работают, нет?

– С инстинктами у вас все в порядке. Находиться в смешанных чувствах абсолютно нормально, а вопрос родительства – не из легких, особенно для тех, у кого…

– Нарушение когнитивных функций, – закончила я.

– Простите, – снова сказал он. – Не самый приятный разговор получился.

– Перестаньте извиняться. Вы только что напомнили мне, как я люблю сыр. Убить готова за кусочек зрелого чеддера!

Стивен улыбнулся, но не расслабленной улыбкой. Его лицо было хмурым, взгляд – наблюдательным.

– Пожалуй, я лучше пойду. – Немного помолчав, он добавил: – Посмотрю, может быть, удастся раздобыть для вас чеддер.

Маме и папе предопределено было встретиться. По словам Пат, мама описывала это как удивительный любовный роман. Очень короткую, но великую страсть. Всеобъемлющую, как в фильмах, ни дать ни взять уэльская Касабланка. Мама придумала такую прекрасную историю, что, когда я услышала ее от Пат, она показалась мне сказкой.

Нашего отца звали Говард. Впервые мама увидела его, когда ей было пятнадцать. Точнее, его образ; встретила его только в двадцать.

На вершине бруна [13] Холм ( уэльск .). лежит большая куча гранита. Это неолитическая гробница под названием Маен Сети, или же, для туристов, Камень Артура. Традиция гласит, что в полнолуние девушки Гауэра приносили в жертву медовый пирог, потом на четвереньках бродили вокруг гробницы, чтобы увидеть образ своего возлюбленного.

Пат поведала эту историю мне и Джерейнту, показав фотографии мамы, ее блокноты с набросками и «ловцов снов», но не смогла удержаться от комментария. Ее губы кривились, когда она все это рассказывала. История началась в волшебную безлунную ночь, когда мама перебрала вина из черной смородины и полезла на холм, взяв с собой фонарик, лекарство для улучшения пищеварения и несколько печенек, большую часть которых съела сама, но поломанные оставила под камнями. Потом она трижды проползла вокруг Маен Сети и после этого увидела Говарда Дэвиса – во всяком случае, его образ, мерцавший в ночном воздухе.