Галина Романова - Ангел мщения

— Диктуй номер, — потребовала она недовольным голосом. — Воистину, ни одно доброе дело… Ну! Номер! И как мать зовут?

— Нина Витальевна. — Она быстро продиктовала номер. — А это номер соседки из квартиры напротив, тетя Света. То есть Светлана.

— Что спросить? — Женщина набрала номер и занесла палец над зеленой кнопкой вызова.

— Попросите к телефону Нину Витальевну. Скажите, что с работы, что дозвониться не можете второй день. А отчет горит или что-то в этом роде.

— Хорошо, поняла, не тараторь, девочка.

Женщина набрала номер соседки Инны. Ей ответили не сразу. Когда ответили, она повторила слово в слово все, что просила сказать Инна. И минуту слушала ответ с каменным лицом. Потом со вздохом произнесла:

— Спасибо. Я поняла. Извините.

Она захлопнула крышку старенького телефона. Убрала его в сумку. И, не глядя на Инну, глухо пробубнила:

— Несчастье случилось с твоей матерью, девочка. Тебе надо ехать домой. И как можно быстрее.

— Что?! Что случилось?! — Она дернула женщину за рукав толстого вязаного кардигана, уставилась в хмурое незнакомое лицо. — Что там случилось? Что сказала тетя Света?

— Сказала, что сегодня с обеда в вашей квартире работают оперативники. Это она их вызвала, когда твоя мать не открыла ей, когда ей позвонили с ее работы. Ей уже звонили с работы твоей матери, поняла! Моя легенда оказалась липой. Но не в этом суть. — Женщина вскинула ветхие ручки старой сумочки на плечо, повернулась, чтобы уйти. — Суть в том, что тебе надо срочно вернуться.

— Что там стряслось?! Скажите! — крикнула она в широкую спину, обтянутую толстой кофтой крупной вязки. — Скажите!

— Твоя мать сегодня была обнаружена мертвой, — обронила женщина, не поворачиваясь.

— Но как? Почему?! Она же не болела ничем!

О господи! Зачем, зачем она выкрикивала все эти нелепые вопросы?! Она же знала, почему умерла ее мать. Ее…

— Ее убили. В квартире все перевернуто вверх дном. Либо это грабеж, либо искали что-то конкретное. Все, прости, девочка. Мне пора.

Женщина ушла.

Инна побрела к автобусу, который привез их группу в это дурацкое место. Сказала водителю, что внезапно почувствовала себя плохо, запросилась внутрь. Он безропотно открыл двери, впустил ее. Инна прошла на свое место, села и, сжавшись в комок, тихо заплакала.

Она! Только она во всем виновата! Она виновата в гибели единственного родного человека. Она подставила мать. Надо было, надо было все ей рассказать. И назвать место, в которое уехала. Может, если бы она знала и выдала ее, то осталась бы жива.

Инна плакала и не подозревала, что та самая женщина, чьим телефоном она воспользовалась, и не подумала забыть про историю, которую ей неожиданно навязали. Отойдя от стоянки метров на двадцать, она снова сунула руку в сумку и достала телефон. На ходу ткнула пальцем в цифру два и долго ждала ответа. А когда ей ответили, спросила:

— Все пьешь, Кузьмич?

— Тебе-то что, Марья? Пожалеть хочешь? — ответил ей нелюбезно скрипучий мужской голос.

Она могла поклясться, что слышит запах недельного перегара, и поморщилась.

— Вместо того чтобы работать над книгой, ты пьешь, скот, — пробормотала она со вздохом.

— Издеваешься, Маш? — В трубке мелко захихикали, потом долго надсадно кашляли. Затем заговорили слабым голосом. — Какая книга, Маша? О чем? После того как мое последнее творение завернули со словами, что все это уже кем-то было написано, я даже не пытаюсь сочинять.

— Тебя просто обманули, Кузьмич, — с жалостью произнесла Мария. — Ты же сам знаешь. И книгу твою издали потом, только под чужим именем. И хорошая книга-то была, Кузьмич. Продается хорошо.

— Дальше что?

— И случилось так сам знаешь почему. Книгу ты свою пропил, сам знаешь. Был бы трезвым человеком, с тобой бы так не поступили. Побоялись бы судебных тяжб. А так тебя просто… Господи, как это сейчас называется-то? Вспомнить не могу! Ну, когда обманывают? Кузьмич, подскажи!

— Ты хочешь сказать, что меня просто кинули, — со скрипучим смешком подсказал ей старинный приятель и воздыхатель. — Мы это уже обсуждали, Мань. Че ты опять?

Мария, Маша, Маня. Она услышала свое имя в трех разных вариантах. Значит, он не пьян, просто мается душою. Когда он бывал пьян, то называл ее просто Марией, противно затяжно икая.

— Ты же должна быть на экскурсии, — неожиданно вспомнил Кузьмич.

— Я на экскурсии.

— И? Не понравилось? Скучно стало? Чего звонишь?

Она молча проглотила упрек. Да, да, в последнее время они нечасто созванивались, еще реже виделись. Не будет пьянствовать! Слабак! Он и ее в свое время профукал из-за своей слабости к пороку. Талантлив же был, невероятно талантлив. А все пропил!

— Звоню, потому что у меня для тебя есть сюжет.

— О-о-о! Не начинай! — взвыл Кузьмич. — Даже слушать не хочу, что тебе там навеяло среди старых кирпичей. И даже хочу предупредить: вся эта трагическая любовь — выдумка. Сверялся с историческими фактами. Так что, Мань, отстань. Слышишь рифму?

— Заткнись и слушай, — приказала она, терпеливо выслушав его нытье. — Внимательно слушай!

Когда она закончила рассказывать, Кузьмич молчал непозволительно долго. Она даже засомневалась, дождался ли он конца ее истории, не заснул ли, завалившись на диван? Но он вдруг подал голос:

— И ты хочешь, чтобы я написал эту историю?

— Я хочу, чтобы ты для начала начал писать эту историю. Прямо с сегодняшнего дня. Прямо с того момента, как мои мокасины коснулись щербатого асфальта запущенной автобусной стоянки. А потом…

— А потом?

— А потом тебе надо будет съездить туда. Это не так далеко. Номер городского телефона, по которому девушка звонила, указывает на соседнюю с нашей область. Город и адрес найдешь по справочнику. Ты же следопыт. Что-то подсказывает мне, что девчонка в бегах. Даже с соседкой не стала говорить, наврав с три короба. Так что давай, Кузьмич, действуй! Уж эту-то историю точно никто еще не писал до тебя!

Полковник смотрел на Арского как на врага номер один. Своего личного, кровного, понимаешь, врага. Столько лютой ненависти было в его взгляде, когда он медленно протянул:

— Та-а-ак! Это что еще, капитан, за новости?! Ты хоть понимаешь, что только что сказал, а?!

— Так точно, товарищ полковник.

Валера вытянулся. Он по такому случаю, по случаю сегодняшнего доклада, который по некоторым причинам не мог делать Новиков, потому что его невразумительная речь вызвала бы неминуемый скандал, явился сегодня на работу в форме. Чтобы полковник к нему прицепиться не мог еще и за это.

— Ты только что скомкал стройную версию силового ведомства, с которым нам ссориться ну никак не резон, раз! — рокочущим от еле сдерживаемого бешенства голосом проговорил полковник и положил остро отточенный карандаш в центр стола. — Ты поставил под сомнение двухнедельную работу их отдела, попросту смял ее и отправил в мусорную корзину. Два!