Елена Касаткина - Чужими руками

— Вы просто не цените своего счастья, Алексей Сергеевич, — быстро взглянув на карточку, девушка протянула её Алексею. — Разве это плохо, когда есть дом?

— Хорошо, когда этот дом твой и ты в нём хозяин. А в чужом доме, пусть даже и в самом роскошном, ты всегда будешь чувствовать себя нахлебником и приживалой.

Алексей и сам не заметил, как стал подробно рассказывать юной медсестре всё, что касалось его жизни в семье Сафроновых. Юля внимательно слушала и сочувственно качала головой.

— Да, несладко вам приходится, Алексей Сергеевич. А вот у меня нет ни семьи, ни дома, но мне тоже, как и вам, порой не хочется возвращаться в своё жилище, где меня никто не ждёт.

Глаза Юли стали грустными, Алексей вдруг почувствовал невероятную нежность к этой девушке.

— А можно я провожу вас домой?

Испугавшись сам своих слов, мужчина уже приготовился выслушать отказ, но девушка будто давно ждала этого.

— Ну конечно, буду очень рада.

Всё-таки он умудрился заболеть. Как и все мужчины, свою болезнь Махоркин встретил паникой. Ещё накануне вечером он почувствовал, что тело сделалось каким-то вялым, а веки при этом стали тяжёлыми. Обычно так начиналась простуда. Болел Махоркин редко, но всегда чувствовал себя при этом абсолютно разбитым. Осознание своей беспомощности приводило его в ужас, и в эту минуту он был похож на Карлсона, весь его вид говорил: «Я самый больной в мире человек».

Ночью у Махоркина поднялась температура. Он долго ворочался в постели и, наконец, забылся тяжёлым сном. Сон был странным и мучительным. Вера Павловна Сафронова восседала за его рабочим столом и угрожающе размахивала, сидевшему напротив Махоркину, огромным кухонным ножом прямо перед носом.

— Ты зачем, паршивец, испортил мне ножом тефлоновую сковородку. Я же предупреждала, что только деревянной лопаточкой можно…

Странным образом тело Веры Павловны с каждой минутой увеличивалось в размерах и, когда, наконец, оно стало в два раза больше Махоркина, женщина схватила лежащий на столе обломок того самого кирпича, который был найден на месте преступления, и со всей силы заехала им следователю по голове.

В этот момент Махоркин проснулся от страшной головной боли. Ему казалось, что черепная коробка треснула на две части, и он стал испугано ощупывать покрытый испариной лоб. Несколько минут он лежал неподвижно, постепенно приходя в себя от увиденного во сне кошмара, после чего встал и отправился на кухню.

Найдя в домашней аптечке, завалявшуюся с непонятно каких времён, упаковку аспирина, он, не задумываясь, выпил сразу две таблетки, других лекарств в доме всё равно не было. «Авось, не помру» — печально подумал Махоркин, вновь укладываясь в постель.

Остаток ночи прошёл спокойно, и утром решив, что на работу всё-таки пойдёт, он достал из глубины шкафа тёплый мохеровый свитер. Поколебавшись пару секунд, он всё-таки натянул его на себя и критично посмотрелся в зеркало. «Махоркин в мохере», — вспомнил он глупую шутку судмедэксперта Волкова.

Волков был человеком неприятным и даже противным. Неизвестно, оставляет ли на характере человека отпечаток его профессия или, наоборот, каждый выбирает профессию по своему характеру, но работа с трупами так или иначе отражается на психике и часто приводит к расстройству личности. Это только в кино работа судмедэксперта кажется привлекательной, на деле же всё гораздо прозаичней.

От Волкова постоянно пахло формалином, казалось, что он пропитался им насквозь. Но не это служило причиной неприязненного отношения к нему сотрудников следственного отдела. Причина состояла в другом — у Волкова было искажённое представление о себе, он был заносчив и считал, что все ему чем-то обязаны. В свободное от работы время он сочинял стихи и мнил себя поэтом с большой буквы. Коллеги оценивали его творчество, как довольно средненькое, часто непонятно было о чём в стихах шла речь, но вслух никто не критиковал, связываться с судмедэкспертом не хотелось. У Махоркина с Волковым отношения как-то сразу не сложились. Уважение, оказываемое коллегами следователю, вызывало у судмедэксперта неприкрытую зависть, и он не упускал случая, каким-либо образом поддеть Махоркина.

Александр Васильевич старался не обращать внимание на выпады Волкова, но шутка своё действие возымела, и с тех пор свитер лежал брошенный и позабытый в самом дальнем углу шкафа. Возможно, он так бы никогда и не появился оттуда на свет, если бы не болезнь. Только она была способна подарить свитеру вторую жизнь.

На работу Махоркин прибыл с опозданием. Проходя по пустынному коридору, он был несколько озадачен странным шумом, раздававшимся из-за двери одного из кабинетов, в то время, как всё остальное пространство было заполнено оглушительной тишиной. Создавалось впечатление, что все находящиеся в здании люди собрались в одном месте и в одно время. Громкие голоса, разбавленные смехом, наводили следователя на мысль о молодёжной вечеринке. Среди общего гвалта явно слышался переливчатый смех его помощницы.

«Ну понятно, делу час, потехе время», — перефразируя пословицу, несколько обиженно подумал Махоркин. Заходя в кабинет, он неожиданно для себя самого, громко хлопнул дверью, и тут же устыдился своего поступка. На мгновение шум в соседнем кабинете прекратился, после чего смех и возгласы продолжились с новой силой.

— Здравствуйте, Александр Васильевич! — в дверном проёме показалась рыжая голова помощницы.

— Какой миленький свитер, — решила сделать комплимент Лена, не дождавшись ответного приветствия.

Комплимент был явно неудачным. Махоркин почувствовал, как румянец стал заливать щёки, и это разозлило его ещё сильней.

— Я вижу, вам не до работы, Елена Аркадьевна! — тон начальника был полон раздражённым.

Лена, хлопая ресницами, растеряно глядела на начальника.

— «Ты всё пела? Это дело. Так иди же попляши», — не глядя на сотрудницу, процитировал басню следователь, — это не про вас, случайно, сочинил Крылов?

Весёлая улыбка на лице Рязанцевой постепенно стала принимать форму обиженной гримасы.

— Я только хотела вас пригласить… к нам… на тортик, — чуть не плача выдавила из себя девушка.

— К нам на тортик? Уверен, что у вас для столь пышного мероприятия есть самый уважительный повод, — с насмешкой заметил следователь, доставая из сейфа папку с материалами по делу, — что на этот раз отмечаем? Позвольте предположить — Вы нашли убийцу?

Махоркин раскрыл папку и стал демонстративно перелистывать страницы. Он сам не понимал, что происходит, но чувствовал, как его «несёт», и остановить накипающее раздражение самостоятельно он уже не может.

— Нет. И повода особого нет. Так, просто День рождения. Извините, — развернувшись, Лена вышла, тихо прикрыв за собою дверь.