Джордж Кокс - Видимость правды

Все еще не имея в голове определенного плана, но полагая, что чем больше информации в твоем распоряжении, тем лучше, даже если она прямо и не относится к делу, он поехал сначала в морг, где на втором этаже располагалась химическая лаборатория, довольно большая комната со скамьями, столами и шкафами, набитыми разнообразными реактивами и лабораторной посудой. Химик, невысокого роста, лысеющий мужчина в очках, выслушал Стэндиша, принял конверт с двумя прядями волос и сказал, что посмотрит, может быть, что-то можно сделать.

— Я позвоню вам после обеда, — сказал Стэндиш, вернулся в машину и поехал в полицейское управление, где в лаборатории криминалистики у него работал приятель.

— Погляди-ка вот это, Эдди, — сказал Стэндиш, — может, найдешь отпечатки пальцев. — И он выгрузил содержимое сумочки на рабочий стол. — Здесь наверняка что-то есть.

— Что мне делать, если я найду парочку хороших отпечатков? — спросил Эдди.

— Пока не знаю, я тебе позвоню.

Почти до четырех часов Поль был занят своей медицинской практикой. Когда ушел последний пациент, он попросил Мэри закрыть входную дверь и поднял трубку телефона.

У химика была для него информация, и Стэндиш сказал:

— Да… Ага. — Затем, понижая голос. — Обесцвеченный?.. По всей длине?.. Так. Спасибо.

Он набрал следующий номер и перекинулся парой слов с Эдди.

— Ну как?

— Есть хороший большой палец левой руки и правый указательный, — сказал Эдди. — Теперь куда с ними?

Стэндиш отвечал не торопясь, обдуманно. В конце разговора в кабинет вошла Мэри, но, поскольку она ничего не сказала, он набрал еще номер и застал Ли Чини в его офисе.

— Дональд Тримэйн все еще под наблюдением?

— Нет, — сказал Чини.

— Поставь человека, пусть следит за квартирой. Всех остальных отзови, а то мне не расплатиться, но квартира должна быть под наблюдением. Если покажется наша брюнетка, пусть твой человек сразу же мне позвонит. Буду ждать.

— И сколько ты собираешься ждать? Почему ты думаешь, что она сегодня придет?

— Потому что, — сказал Стэндиш, — у них, как я понимаю, не остается времени. Если я ошибаюсь, если она до полуночи не появится, пусть мне все равно позвонят.

Мэри слушала, наводя порядок в хирургической, потом села за свой стол.

— Я вижу, — сказала она несколько сурово, — ты перестал выполнять свои обязанности доктора до 12 ночи. А если кто-то позвонит?

— Ты ответишь на звонок, — сказал Стэндиш. — Все вызовы переводи доктору Янгу, как ты делаешь, когда я уезжаю.

Мэри подавила вздохом свое раздражение. Она припудрила нос, с сердцем захлопнула пару ящиков и в конце концов снова села за стол, раскрасневшаяся, с сердитыми искорками в темных глазах.

— А что ты собираешься делать, если брюнетка действительно придет?

— Нанесу ей неофициальный визит. — Стэндиш поднялся и глянул на часы. — Уже шестой час, — сказал он. — Ты не торопишься домой?

— Где ты будешь ужинать?

— Ты могла бы принести мне сэндвич и кофе перед тем, как уйти домой.

Она ничего не сказала. Зазвонил телефон, и она взяла трубку и направила пациента к доктору Янгу. Через двадцать минут она поднялась и пошла переодеваться, затем без единого слова вышла. В ее отсутствие снова зазвонил телефон, теперь это был не пациент, а Эдди из Управления, сообщивший дополнительную информацию.

Когда Мэри вернулась, при ней было три пакета из коричневой бумаги. Из первого она извлекла два сэндвича, которые положила на стол Стэндиша, из второго — два больших бумажных стакана с кофе; из третьего — две груши и кисть винограда без косточек.

Стэндиш внимательно следил за ее действиями. Он посмотрел на Мэри и, когда улыбнулся ей, с него слетела вся усталость, накопившаяся за эти дни.

— Итак, — сказал он, — ты не идешь домой?

— Нет.

Стэндиш с нежностью смотрел на нее.

— Давай поедим, — сказал он наконец. — Я ужасно хочу есть.

— Я тоже, — сказала Мэри. — Надеюсь, ты любишь виноград!

И они с аппетитом ели сэндвичи и пили кофе, не торопясь, чтобы растянуть удовольствие; курили сигареты и слушали радио. Они почти не разговаривали, но оба, как бы невзначай, посматривали на часы на столе; время ползло лениво: 8.00, 8.30, 9.00. И вдруг телефон разразился звонками, и оба они вздрогнули.

Доктор не признал голоса, который доносился из трубки, но сообщение все прояснило:

— Оставайтесь там, — сказал Стэндиш. — Я еду.

Незнакомый мужчина вышел из тени деревьев на противоположной стороне улицы, когда Стэндиш припарковал машину метрах в сорока от входа в кирпичный дом, где жил Дональд Тримэйн. Он сообщил, что брюнетка все еще у Тримэйна и спросил, нужна ли Стэндишу помощь. Тот ответил, что нет, и, когда человек ушел, он повернулся к Мэри.

— Если хочешь помочь, можешь позвонить Болларду. На углу есть аптека. — Он вышел из машины. — Скажи ему, где я, и пусть приедет и ждет меня здесь, или поднимется в квартиру, как пожелает.

Мэри совсем не одобряла его решение, и это было заметно по тону ее голоса.

— А что будешь делать ты?

Стэндиш и сам толком не знал этого, когда шел в темноте к дому, так и не потрудившись ответить Мэри. Он думал, что сможет вытянуть из Дональда больше информации, чем это мог бы сделать Боллард, действуя как официальное лицо; и раз уж он зашел так далеко, ни с кем не советуясь, надо было идти до конца. Он сам себе это доказывал, стоя на площадке второго этажа; он постучал в дверь Тримэйна, потом снова постучал, чувствуя, как внутри нарастает напряжение.

Прошло добрых десять секунд, пока за дверью не послышались шаги и мужской голос спросил:

— Кто там?

— Доктор Стэндиш.

Еще десять секунд прошли. Наконец щелкнул замок и дверь приоткрылась на несколько сантиметров; показалась фигура Тримэйна, он был в своих неизменных очках.

— Извините, доктор, — сказал он, по обыкновению официально, — я не один.

— Я знаю. Об этом я и хочу поговорить с вами.

И тут Стэндиш сделал быстрое движение, навалившись на дверь, и быстро оттеснил хрупкого Тримэйна, ворвавшись в пустую комнату.

Он услышал, как за спиной захлопнулась дверь, и Тримэйн с быстротой молнии подскочил к Стэндишу. То, что случилось дальше, вовсе не входило в планы доктора. Ибо хотя человек, который очутился прямо перед ним, по-прежнему был безупречно опрятным и выхоленным, лицо его окаменело, подбородок упрямо вздернулся, а губы побелели от гнева.

— Вы не имеете права врываться подобным образом, — закричал он. — Я не позволил бы даже полиции врываться без ордера!

Прокричав это, он размахнулся. Удар был не из мастерских, но он нанес его неожиданно и со всей силой, на которую был способен. Стэндиш вовремя заметил его движение и успел отклонить голову, не совсем, но достаточно, чтобы выдержать удар.