Галина Романова - Вкус запретного плода

И почти получилось. Как вдруг эта тварь снова возникла на его улице. И подкралась из-за спины. И назвала его по имени. По тому — прошлому имени, из прошлой жизни.

— А что это вы живете на улице с точно таким же названием, а? — Она глумливо ухмылялась, глядя ему прямо в зрачки. — Да еще не под своим именем! Только сегодня узнала, что вы поменяли имя. Надо же…

Похмыкала, похмыкала и пошла себе, о том не подозревая, что только что вынесла себе смертный приговор.

Он дошел за ней до стоянки такси и доехал в другой машине следом за ней до адреса, где она, оказывается, снимала квартиру со своим любовником. Узнать то было несложно. Постоять чуть в сторонке, пока они мимо скамейки идут в обнимку, и послушать, как пожилые тетки плюют им вслед, сопровождая плевки развернутыми комментариями. В этих комментариях было все! Даже номер квартиры.

И он их навестил. И выплеснул из себя все, что в нем сидело долгие годы. За семью замками сидело.

Убив сладкую парочку, он сложил трофеи в вакуумные пакеты. Туда же свою окровавленную одежду. Неспешно принял душ, вымывшись так тщательно, как ни разу в своей жизни не мылся. Надел все чистое. Вышел из квартиры, потом из подъезда никем не замеченным. Уничтожил все трофеи, включая свою одежду, и заехал в ресторан, решив отметить освобождение.

За вторым бокалом вина его накрыл страх. А вдруг эта тварь успела кому-то разболтать о нем? Вдруг поделилась новостями? И тогда следствие выйдет на него достаточно быстро. Стоит им установить личность жертвы, как…

Но следствие ведь может и не установить личность жертвы, не так ли? Точнее, неправильно установить. Надо, срочно надо было сбить следствие с верного пути. Срочно надо было сотворить какой-нибудь плохо поддающийся логике каламбур. И он его сотворил.

Он выкрал чемодан из машины молодой женщины и подбросил его в квартиру, где разлагались убитые им любовники. Ему снова пришлось пачкаться в их крови, чтобы испортить вещи из чемодана, надевать перстень на палец убитой им девки. Снова пришлось тщательно принимать душ. Но успех превзошел все ожидания. Он с великим удовольствием следил за всеми новостями и к тому времени уже знал, чей чемодан подкинул в квартиру.

Несколько дней он наслаждался покоем. А потом началось! Проблема наслаивалась на проблему. Надо было зачищаться. Надо было убирать свидетелей, которые могли что-то видеть, могли о чем-то догадаться. Даже если не видели и не подозревали, он все равно должен был от них избавляться. Он выпустил джинна из бутылки! Все…

Он на мгновение прикрыл глаза и прислушался. Тихо, как же тихо в квартире! Он наслаждался этой тишиной. Он любил ее. Он старался не прислушиваться к звукам извне. Старался не замечать, как шуршит вода по трубам, как гремит лифт в подъезде, как хлопают двери. Этого ничего не существовало, когда он был один в своем жилище. Один.

Он распахнул глаза и осмотрел свои руки. Тонкие медицинские перчатки плотно охватывали пальцы. Пальцы не дрожат, потому что он уверен в себе. Потому что все просчитал. И осечки на этот раз не будет. Ему нужно сделать кое-что. Добавить последний, маленький штрих, и он станет совершенно свободен. Свободен от страхов быть разоблаченным. Свободен от страхов быть посаженным за решетку. Туда ему нельзя. Там его убьют, как его отца. Прямо на второй день. В камере предварительного заключения. Там убили отца. Он даже суда не дождался.

И его убьют, если он не подчистит все до конца.

Он взял в руки упаковку с лекарствами. Осторожно, за самый краешек. И вышел из своей квартиры. В нужном месте он очутился уже очень скоро. Без лишних проблем вошел. Заперся изнутри. Вдохнул, выдохнул. Мысленно попросил прощения у очередной жертвы и тут же мягко улыбнулся. Жертва останется жива. Он не причинит ей боли. Он просто свалит на нее часть своей вины, и только. Она, а не он должна будет сесть в тюрьму за отравление старой женщины, которую вынесли сегодня на носилках из дома. И на нее же падут подозрения в убийстве. Она же, она столкнула под колеса длинномера Настю Скворцову. Из ревности. Из дикой ревности.

Ах, как все удачно! Ах, как все своевременно!

Он достал из кармана упаковку с лекарствами, которые неосмотрительно приняла бедная Наталья Ивановна. Вместе с бокалом вина, которое ей принесла в качестве подарка Инна Гавриловна — нынешняя подозреваемая.

Да, да, она станет утверждать в полиции, что Наталья Ивановна вина не пила и что в вино она ничего такого не добавляла. Но факты вещь упрямая. В желудке Натальи Ивановны и в ее крови найдут следы безобидного для многих и смертельного для нее лекарства, и в бутылке недопитого вина эти следы найдут. Само лекарство обнаружат на полке холодильника Инны Гавриловны. И что самое замечательное, на упаковке будут отпечатки пальцев Инны Гавриловны. И на бутылке вина ее пальцы. И на стаканах, в которые она вино разливала, будучи в гостях у бедной пожилой женщины.

Ну как тут возразишь?

Все сложилось как сложилось. Для него просто замечательно. Для бедных женщин не очень. Старая дура в коме в больнице. Шансов на ее выздоровление нет никаких. Вторая дура в камере.

А он… А он свободен и на свободе!

— Замечательно. Все просто замечательно, — пробормотал он, раскрывая холодильник. — Куда же нам пристроить вещественное доказательство, а, уважаемая Инна Гавриловна? Куда? Так, так, так… А пристроим-ка мы его вот сюда. Между колбаской и масленкой. Хорошее место. Очень даже хорошее место.

Он, осторожно держа упаковку с лекарствами за самый краешек, положил ее на полку между батоном колбасы и масленкой. Улыбнулся, любовно оглядел дело рук своих. Захлопнул холодильник.

И… обмер.

Прямо в лоб ему был нацелен не пистолет, нет. В лоб ему был нацелен объектив видеокамеры. Держал ее в руках высоченный, рыжекудрый капитан убойного отдела Игнатов. За ним толпился народ. Ох, так много там толпилось народу! Человек шесть, не меньше. И все смотрели на него, на него! На его руки в тонких медицинских перчатках. И в некоторых глазах он отчетливо угадал ужас.

Чему они ужасались? Он так и не понял. Он внимательно слушал, как ему скороговоркой зачитывают то, в чем его подозревают. Что-то вкратце о правах. Их было немного. Он всего лишь имел право сохранять молчание и не свидетельствовать против себя. Потом отчетливо услышал, как на его запястьях защелкнулись браслеты. И звук шаркающих о пол подошв целой дюжины ног. Звук был противным.

Его вывели из квартиры Инны Гавриловны. Загрузили в лифт. Все под камерой. Смешное кино, да. Потом провели по двору, загрузили в машину. Он молчал почти всю дорогу, но перед отделом полиции не выдержал.

— Как вы догадались? — спросил он, уставившись сквозь решетку на рыжекудрого капитана. — Как вы догадались, что это я?