Дженнифер Роу - Мертвая хватка

Сжимая что-то под мышкой, Макс вышел из дому и медленно спустился с крыльца. Губы были решительно сжаты, а глаза сосредоточенно изучали кусты, разросшиеся по обе стороны от лестницы. С любопытством и ужасом наблюдая за действиями воинственного хозяина, Берди подумала, что в эту минуту он похож на Рэмбо в миниатюре.

– Папа! – Следом за отцом, беспомощно размахивая руками, выбежала Уэнди. – Папа, не нужно! Иза дома, услышит. Вспомни, что случилось в прошлый раз.

Макс, не обратив внимания на ее слова, наклонился, набрал пригоршню гравия и свирепо швырнул в заросли. Снова послышался шорох. Будто черная молния, убийца ни в чем не повинной птички запрыгнул на пальму и вцепился в ствол в нескольких метрах от земли, на открытом участке. Желтые глаза ярко светились, когти царапали скользкую кору в попытке забраться выше, длинный пушистый хвост покачивался из стороны в сторону. Макс издал воинственный клич, быстро прицелился и выстрелил. Кот дернулся, взвыл и с глухим шлепком рухнул на землю.

– Готов! – воскликнул Макс, и Берди услышала в его голосе не только торжество, но и шок. – Черный злодей!

– Что здесь происходит? Нет! О нет! – донесся из соседнего сада голос Изы Траби. – Макс, не надо! Я уже иду! – Треск, шарканье, а потом тяжелый глухой удар и громкие проклятия подтвердили серьезность ее намерений. – Подожди!

Яростное содрогание кустов обозначило бешеный бросок сквозь заросли, преграждавшие путь от металлической сетки между участками к каменной лестнице. И вот наконец мисс Траби появилась на нижней ступеньке – с застрявшими в седых волосах листьями, в запачканной землей изумрудно-зеленой рубашке и в оранжевых садовых перчатках. Глаза лихорадочно шарили по сторонам, из приоткрытых ярко накрашенных губ судорожно вырывалось тяжелое дыхание.

– Папа, – обреченно прошептала Уэнди.

– Один из твоих гадких зверей, Иза, только что убил попугая, – спокойно проговорил Макс, хотя глаза его зловеще сверкали. – На сей раз я настиг врага на месте преступления и ликвидировал.

– Что? – Иза с ужасом прикрыла рот грязной перчаткой.

Макс высокомерно указал в основание высокой пальмы, куда упал подстреленный кот.

– Сожалею, но я тебя предупреждал: если не будешь следить за своими животными, мне придется защищаться единственным возможным способом.

Иза бросилась вверх по лестнице, нырнула в кусты и упала на колени.

– Отелло! О господи! Отелло, милый!

Она с трудом поднялась, прижимая к груди убитого кота, затем повернулась к Максу с искаженным от горя лицом и полными боли и ненависти глазами.

– Убийца! Жестокий, подлый убийца! Ты за это заплатишь! Я тебя уничтожу!

Берди услышала, как застонала, вбежав на крыльцо, Уэнди, однако Макс держался стойко.

– Ты ненормальная, Иза! – крикнул он в ответ на угрозы. – Сумасшедшая старуха, которой кошки заменили детей. Пойми, это не ребенок, а кот. Животное. Одумайся, очнись!

Иза Траби смотрела на него с отвращением.

– Очнулась. Наконец-то. Очнулась настолько, чтобы понять, каков ты на самом деле. Чтобы осознать, что если я и сумасшедшая, то не одна такая. И не одна здесь старая. Ты старше меня. А чтобы доказать себе, что это не так, используешь потаскушку в три раза моложе, предав семью и друзей.

– Убирайся прочь из моего сада! – Макс резко повернулся и зашагал к дому.

– Девчонке нужны твои деньги! – взвизгнула Иза. – Иначе зачем ты ей, глупый старик? Тебе семьдесят лет. Кого пытаешься обмануть?

Она еще долго что-то кричала, но дверь уже захлопнулась.

Ближе к вечеру Берди прошла по засыпанной красным гравием террасе и по каменным ступеням спустилась в сад. Дом погрузился в гнетущую тишину. Макс сидел в кабинете и работал над очередной программой. Выяснилось, что это обязательное ежедневное занятие: с четырех до пяти часов он неизменно готовил и доводил до совершенства будущее выступление. Ровно в пять сотрудники радиокомпании звонили по специально установленной частной линии, и Макс начитывал текст на пленку. В половине шестого они звонили снова и представляли окончательный вариант. Макс никому не доверял. Без десяти шесть вместе со всей страной он слушал собственное выступление по радио. И горе тому продюсеру, редактору или технику, который изменил хотя бы мелочь! Таковы правила человека, привыкшего всегда поступать по-своему. Хотя время в эфире значительно сократилось, опускать планку он не собирался, как не желал облегчать жизнь кому бы то ни было из сотрудников. С понедельника по пятницу, с четырех до шести – без исключений, – Макс существовал в собственном закрытом мире, бросив «Третье желание» и его обитателей на произвол судьбы. Неудивительно, что в отсутствие хозяина дом замирал, словно лишался жизненной энергии.

Наверху, в студии, Бервин прилежно делала наброски к портрету. Мэй так же прилежно позировала. В своей комнате, умиротворенная мыслью, что взбалмошный отец по меньшей мере два часа занят и безопасен, Уэнди шила наряды куклам. Наряды куклам, подумать только! Берди представляла нечто вроде «тряпичной Энн»: с косичками, в платье в горошек и в переднике с оборочками, – но лишь до той минуты, когда после ленча Уэнди привела ее к себе и показала работу. На стуле, как живое, сидело изысканное существо с фарфоровым личиком, в вышитой батистовой нижней юбочке, а рядом на столе лежало бледно-голубое шелковое бальное платье, щедро украшенное воланами и рюшами. В процессе изготовления находились крошечные розочки из лент и прочие миниатюрные украшения, требующие ювелирного искусства. Наверное, на лице Берди отразилось изумление, поскольку Уэнди заметно воодушевилась и с восторженным пылом истинного энтузиаста, вдруг получившего свежую публику, продемонстрировала, каким образом после завершения вышивки тончайший голубой тюль придаст шелку необходимую твердость. Объяснила, что венок из роз обхватит золотистые кудри, и рассказала о престижной выставке, для которой предназначалось все это великолепие.

Глядя под ноги, Берди медленно спускалась по каменным ступеням. Какие странные занятия выбирают люди! Очевидно, сами того не подозревая, пытаются восполнить некий пробел, удовлетворить неосознанную, но острую потребность. За примером незачем далеко ходить: множество знакомых и едва знакомых собеседников, проявляя широкий спектр эмоций – от любопытства до изумления и дальше, вплоть до отвращения, – открыто заявляли, будто считают интерес к убийству ненормальным. Однако тема привлекала Берди с подросткового возраста. Почему? Дело не в тяге к насилию как таковому. Нападение на прохожих из-за денег, убийство домовладельцев и торговцев, отважно защищающих свое имущество, рождали в душе простое, хотя и отстраненное сочувствие к жертвам. Настоящий острый интерес возникал только в том случае, если убийство становилось преступлением против личности, намеренным уничтожением одного человека другим. Только тогда загадка увлекала, настойчиво требуя внимания. Бесстрастная по натуре, Берди любила обнажать страсти других людей, выявлять мотивы поступков, приводить в порядок неизбежно окружавший преступление хаос чувств, конфликтов и лжи, оставаясь при этом сторонним наблюдателем и, что немаловажно, находясь в полной безопасности. Мысль оформилась сама собой, без малейшего волевого посыла. Берди покачала головой. Откуда это? Что за глупости?