Ева Львова - Адвокаты не попадают в рай

— Рассказывайте, кто вы и откуда у вас блокнот, — настойчиво повторил Васильев.

— Я работаю в адвокатской конторе «Устинович и сыновья», — начала я, но собеседник протестующе поднял руку.

— Дальше можете не продолжать, — презрительно скривился Шмель. — Меня не волнуют подробности. Вы адвокат и представляете интересы наследников автора цикла «Обнажённая Зоя». Правильно я вас понимаю?

— Вы умышленно не сказали «Романа Арзамасова», подчеркнув слово «автора». Этим вы даёте понять, что знаете, кто настоящий автор картин. Можете назвать его имя?

— А почему я, собственно, должен что-то скрывать? — задумчиво протянул Шмель, словно размышляя вслух. — Ещё два месяца назад я чувствовал некие обязательства перед Романом, но теперь, когда тот прекратил финансировать галерею, не думаю, что должен ему что-то. Да, юная леди, я знаю, кто написал картины. Этот человек — зовут его, кажется, Валдис Лацис — стал известен как инсулиновый убийца именно потому, что он автор столь прекрасных работ. Да и скончался он скоропостижно по той же причине.

— И вы знали об этом, но никому не сказали ни слова? — удивлённо протянула я.

— Легко презирать другого, вы сами попробуйте устоять перед искушением, — философски заметил мой собеседник, нервозно выбивая узконосым ботинком ритмичную дробь по паркету.

— Так расскажите, что вам известно, мне не терпится примерить на себя роль искушаемой, — улыбнулась я, провоцируя художника на признание.

Перестав барабанить ногой по полу, Васильев подался вперёд и принялся придирчиво рассматривать меня, словно решая, достойна ли я услышать его рассказ.

— Ну что ж, извольте, — откинувшись в кресле, наконец проговорил Шмель. — В тот день мы заглянули в мастерскую к Зое в неурочный час — днём она обычно работала и никого не хотела видеть. Но Роман купил для Жени чудесные туфельки, похожие на башмачки принцессы, и ему не терпелось показать их жене. Я прогуливался по Арбату, случайно столкнулся с Арзамасовым, и тот буквально потащил меня с собой. Я отпирался, но он настаивал. Роман очень любил жену и дочь, и ему хотелось поделиться этой любовью со всем миром. Мой друг открыл дверь своим ключом, мы вошли — и буквально утонули в звуках Первого концерта Чайковского. Роман сделал мне знак не шуметь и на цыпочках двинулся к студии, где обычно писала Зоя. Думаю, хотел сделать супруге сюрприз. Однако сюрприз ждал его самого. Я шёл за ним, поэтому несколько позже увидел совершенно обнажённых Зою и её любовника. Жена Романа раскинулась на диване в весьма фривольной позе. Если вы видели картины, то поймёте, что я имею в виду, речь идёт о композиции номер пять.

— Весьма откровенное полотно, — согласилась я, припоминая божественно красивую женщину, заснувшую на любовном ложе явно после пылких утех.

— А Лацис писал её с таким азартом, что я невольно залюбовался им. Из-под его кисти, мазок за мазком, рождался шедевр, и Роман это сразу же понял. Остаётся лишь поражаться выдержке Арзамасова, но обманутый муж не проронил ни звука, так же беззвучно удалившись из студии, как туда и вошёл. Я тоже старался не шуметь, чтобы не спугнуть исторический момент рождения гениального полотна. Когда мы спустились в квартиру, Роман плеснул нам виски и сказал примерно следующее: «Артур, забудь всё, что видел, и я ни на секунду не заставлю тебя об этом пожалеть. Зоя красивая женщина, она хочет нравиться мужчинам. Что ж, обычное бабское желание. Но моя дочь, моя Женя, ни в коем случае не должна узнать, что её мать имеет любовника. Давай считать, будто в нашей жизни никогда не было того мужика в мастерской, а Зою написал я». Валдис Лацис и в самом деле вскоре исчез из нашей жизни, напоследок прославившись как серийный убийца. Думаю, вы понимаете, что дело не обошлось без братьев Арзамасовых.

Звонок смартфона прервал наш разговор. Ответив на вызов, я услышала в динамике голос Гауляйтера:

— Агата, это я, Григорий. У вас тут лыжи стояли в гардеробной, и я совершил пробежку по лесу. Теперь хочу по-нормальному принять душ. Утром я не посмел беспокоить вас по поводу свежего полотенца — всё-таки ночью мы с вами немножко поссорились.

— Я обратила внимание, Григорий Андреевич, что утром вы ухитрились надеть рубашку прямо на мокрое тело, — фыркнула я. — Полотенце возьмите в шкафу вашей спальни. Вторая полка сверху.

— Благодарю за отзывчивость и жду вас к ужину, — продолжал Арзамасов.

— Не знаю, смогу ли приехать, — кокетливо откликнулась я.

— Прошу вас, не обманывайте моих ожиданий! — шутливо взмолился собеседник.

Я пообещала этого не делать и, нажав клавишу отбоя, встретилась глазами с колючим взглядом Шмеля.

— Вижу, вы, голубушка, флиртуете с Григорием Арзамасовым, — неодобрительно покачал владелец галереи головой. — Не питайте иллюзий, он просто дурит вам голову! Вы знаете, что у Григория Андреевича имеется гражданская жена?

— Да что вы говорите? — сделала я изумлённое лицо, подыгрывая сплетнику. Само собой, в Интернете об этом обстоятельстве упоминалось, а я старательно изучила досье родственника Евгения.

— Можете не сомневаться, — горячо заверил меня Шмель. — Полина Константиновна когда-то являлась любовницей его старшего брата и даже родила от Романа ребёнка. А когда тот эмигрировал, Григорий стал растить его сына и жить с его любовницей, как в детстве донашивал его штаны и куртки.

— Я вижу, вы не слишком-то любите Григория Андреевича?

— За что мне его любить? Григорий не красна девица. Он расчётливый, циничный мерзавец, способный ради выгоды на любую подлость. Для вашего блага, барышня, постарайтесь держаться от него подальше.

— Артур Николаевич, не могли бы вы повторить свой рассказ в полиции? — улыбнулась я. — Следователю было бы очень интересно вас послушать.

— Ни в коем случае! — замахал руками художник. — Ни с какими официальными организациями я не собираюсь иметь дела! Рассказать историю из собственной жизни приятной девушке в приватной беседе — одно, отвечать на вопросы следователя — совсем другое!

Когда я шла через зал, Шмель догнал меня и начал обольстительно улыбаться:

— Купите мою картину! Недорого прошу, всего десять тысяч. Могу сделать дарственную надпись на полотне, что добавит ей ценности. Может быть, вот эту с красными розами?

— Спасибо, но сегодня я не настроена приобретать произведения живописи, — попробовала увильнуть я.

— Ничего, сейчас забирайте, а деньги занесёте как-нибудь потом, — не отставал владелец галереи, насильно впихивая мне в руки полотно размером с бандероль.

На улице я вытянула руку, выставила перед собой приобретение и долго рассматривала ломаные формы цветочных лепестков, придумывая, куда его повесить. Решив, что самое подходящее место для изделия художника Васильева — это прихожая, я положила картину на заднее сиденье машины и подумала, что дела у галерейщика и в самом деле плохи, раз он раздаёт свои работы в долг.