Татьяна Шахматова - Удар отточенным пером

– Так вы полагаете…

– Нечего и полагать, и так все ясно, как говорится. За профсоюзом стоят никакие не работники завода, а совершенно другие люди. Пишут и дают оценки деятельности администрации и производственным процессам профессиональные юристы, экономисты, химики, физики. Для собравшихся вокруг Жильцова людей это слишком круто. Те же, кто поставляет материалы в редакцию «Рабочей силы», способны оплатить экспертную работу специалистов в трех или четырех разных областях. Это, согласитесь, не шутка.

Слушая Викторию, Селиверстов вертел головой, скользил взглядом то по мне, то по тетке, то снова по мне, как скользит, нигде не задерживаясь, быстрая горная вода вдоль каменистых берегов. Потом он уставился в окно, долго молчал, как будто ему было и вправду интересно наблюдать за проезжающими машинами.

– И какой вывод вы сделали? – спросил он наконец, щуря глаза и подаваясь вперед.

– У меня только одно предположение. Может быть, я выскажусь не совсем точно юридически, я все-таки всего лишь филолог, но, по-моему, ваше предприятие находится в начальной стадии рейдерского захвата и профсоюзная газета активно этому способствует, – выдала Виктория без пауз и переходов.

Селиверстов откинулся на кожаное сиденье и вдруг расхохотался.

– Боюсь, что вы совершенно правы, Виктория, – произнес он, веселясь непонятно чему. – Только проблема в том, что эти знания не могут, к сожалению, ни помочь, ни навредить. Сейчас мы можем бороться только законными методами.

Виктория интенсивно помотала головой:

– Вы очень ошибаетесь, Владислав Юрьевич. То есть, может быть, как юрист вы правы… Но с точки зрения языка – не могу с вами согласиться. Я сейчас выступаю в качестве эксперта, и я должна знать, с кем имею дело, когда пишу свою экспертизу. Представление о языковой личности собеседника – пятьдесят процентов успеха любого разговора. Согласитесь, возражать студенту, мальчику из хорошей семьи, вы будете иначе, чем слесарю-сантехнику. Даже если и тот и другой забыли вантуз в вашем унитазе. Сегодня в суде мы с вами были как никогда близки к провалу только потому, что я не до конца представляла, с кем говорю. Эти люди убили одного из ваших работников, а вы меня даже не предупредили. Это, между прочим, совершенно другие риски и совершенно другая стоимость моих услуг.

Селиверстов сделал недоумевающие глаза и резко прервал ее:

– Кого это из наших работников они убили? Вы так уверенно об этом заявляете?

– Хотите сказать, что вы сами об этом не думали? – поинтересовалась Виктория после того, как изложила наконец Селиверстову свои соображения об убийстве Захарова. Кстати, судя по реакции юриста, повышение гонорара за опасность работы нам с Викторией не светило.

– Смерть Захарова очень странная, – продолжала рассуждать Вика. – Не похоже на банальное ограбление. Да и следствие, насколько я знаю, зашло в тупик. А в профсоюзе сейчас как раз происходят серьезные разборки. Я пока не могу точно сказать, что там произошло, мало данных. Но…

Селиверстов снова прервал ее, проговорив задумчиво:

– Все может быть. Но думаю, что даже ваше языковое чутье тут пока бессильно. Случайное убийство ради наживы. Больше мы ничего не можем предполагать. Ничего. Сосредоточьтесь на газете, прошу вас.

Философия кажется мне цепью бессовестных смысловых подлогов, где переход от одного подлога к другому осуществляется с помощью безупречной логики. Философия способна поставлять интересные описательные языки, но беда в том, что она в состоянии говорить на них только о себе самой. Это просто описание одних слов через другие.

Известно, что семнадцатый век, а вместе с ним восемнадцатый почти ничего не дали прикладной физике. Ньютон, Максвелл, Фарадей, Вольт, Ампер – мы имеем дело со сплошными теоретиками. Но тем не менее именно их труды обеспечили возможность того, что теперь наши котлеты жарятся на Фарадеях и Кирх-Гоффах, разогреваются в Максвелле и Попове и охлаждаются в Бойле-Мариотти. Я не из тех, кто не сомневается в пользе высоколобой теоретической мысли. Однако относительно современного состояния гуманитарной науки у меня есть подозрения.

Слово, мысль, текст – вот киты, на которых держался мир в эпоху печатного станка. Сейчас же текст из незыблемого бумажного целого превратился в электронный набор знаков, без определенного места прописки, – то, что можно править и улучшать согласно собственному вкусу. Киты захвачены волной новых технологий, водовороты новой реальности кружат их в омутах виртуальных материй, они глотают воду и идут ко дну. Моя тетка утверждала, что старым добрым китам можно дать кислород Всемирной паутины, подлечить гаджетами и заставить посылать во все концы ультразвуки поисковых запросов. Но Виктория с ее прикладными методами была скорее исключением, подтверждающим правило, а правило состояло в том, что кит гуманитарных наук в наше время медленно, но верно идет ко дну.

Как только мы вернулись домой после суда, я открыл на ноутбуке папку с лаконичным названием ДЕЛА. Оказалось, что последнее обновление проходило больше года назад.

«То ли лыжи не едут, то ли я…» – забавное дело про публичное оскорбление одного известного городского чиновника.

«Дело о запятой» – триллер, разыгранный родственниками владельца строительной корпорации. Запятая решала судьбу наследства. До смертоубийства тогда не дошло, но младшая сестра и ее муж продержали старшую сестру в подвале дома до тех самых пор, пока не был окончательно выяснен смысл этой самой запятой. Виктория догадалась, что исчезновение женщины связано с наследством, и дала ложное заключение о том, что большая часть состояния завещана младшей сестре. Нас пожурили за нарушение процедур, но благодаря этому удалось предотвратить убийство молодой женщины, и в итоге Вику даже наградили поездкой в Сочи в ведомственный санаторий.

Вместе с названиями перед глазами вставали люди, которые, казалось бы, не имели к нам никакого отношения, но теперь были связаны с нами навсегда невидимыми словесными нитями.

«Любители лобстеров» – здесь хранились записи по делу об убийстве. Я вспомнил ухоженную блондинку Светлану, мечтавшую о красивой жизни, как на рекламном плакате, ее мужа – потомка известной научной династии, который в прямом смысле слова задушил собственными руками эту красивую дурочку после нескольких лет совместного праздника жизни.

«Дело о персонаже» – громкая история плагиата.

Ностальгия накрыла меня с головой. Текст нашей с теткой жизни напоминал текст детектива с элементами то мелодрамы, то водевиля.

Я закрыл глаза, скидывая наваждение, и создал новую папку «Дело о профсоюзе».