Алан Брэдли - В могиле не опасен суд молвы [litres]

– Когда ты исключила невозможное, остается невероятное, и оно указывает на то место, где спят.

– Э-э? – растерялась я, кажется, впервые в жизни.

– Элементарно, – ответила Даффи, – «Колыбель мидий».

Очень медленно смысл ее слов проник в мой мозг.

– О, понятно, – сказала я. – « Колыбель мидий».

– Чудесно, – сухо ответила Даффи, возводя очи горе. – А теперь давай сматываться.

– Юху! – сказала я, и Даффи снова прожгла взглядом небеса.

Она поднесла тонкий томик к губам и подула. Небольшое облачко пыли поднялось в воздух и растаяло.

Потом она спрятала книгу под шерстяной кофтой. Последние полгода она начала регулярно жаловаться на холод, даже летом, когда температура зашкаливала, и никуда не выходила без старого коричневого мешковатого вязаного кардигана, и я только сейчас с изумлением поняла, что он принадлежал отцу.

Мне захотелось обнять ее, но я сдержалась.

Спрыгнув с кровати, она мотнула головой и показала глазами, чтобы я следовала за ней.

Вернувшись в комнату Даффи, мы склонились над книгой.

– Судя по слою пыли, книгу давно не трогали. Отпечатков нет, кроме моих, – заметила она.

– Это значит, что кто бы ее ни шантажировал, у него свой экземпляр, – предположила я.

– Либо одолжил его в библиотеке или у друга, либо прочитал в книжном магазине, хотя последнее маловероятно. Письмо с угрозой шантажа – не самая обычная вещь. Как жесткое мясо, оно должно повариться в голове у автора.

– Или хладнокровный расчет и удачно сложившиеся обстоятельства, – добавила я.

В подобных ситуациях я считаю себя первоклассным экспертом.

– Именно, – сказала Даффи.

Именно? Дафна сказала «именно»? Мне?

Мне?

Где же резкие слова? Горькие обвинения?

Неужели должна была пройти вечность и появиться труп утопленника, чтобы мы с сестрой наконец объединились? Неужели я стала очевидцем чуда?

И если это так, я ли тому причина? Или это просто божественное вмешательство?

Нет времени размышлять на эту тему. Подумаю об этом позже.

Однако чудеса, насколько я знаю, требуют признания. Должен быть знак, пока щедрый ангел не надулся, не ушел недовольно и не отдал дар кому-то другому, например, пышущему здоровьем коммивояжеру в комнате напротив, торгующему вином.

Я взглянула Даффи в глаза.

Если мы подельники, пусть даже один-единственный раз, приоритеты надо обозначить с самого начала.

– Открывай книгу, – скомандовала я, может быть, самую чуточку слишком настойчиво. – Давай прочитаем.

Она уставилась на меня. Я на нее.

– Ужасно хочу услышать твое профессиональное мнение, – сымпровизировала я. – Я абсолютный дилетант, когда дело касается литературных достоинств.

С хладнокровием Моны Лизы она взяла книгу в левую руку и открыла на первой странице. И присвистнула.

– Вот это да! – сказала она. – Смотри. Это посвящение. Здесь есть целое стихотворение.

– Ничего не поняла, – сказала я. – Какой в этом смысл?

– Он виден только опытному глазу, – заметила Даффи.

– Тогда объясни, – попросила я. – У меня нет времени ломать голову над стишками.

– Какая жалость, – отозвалась Даффи. – Ты могла бы чему-нибудь научиться.

– Например?

Я начинала терять терпение.

– Для начала, Леандр – это персонаж греческих мифов. Он полюбил жрицу по имени Геро.

– Постой, – сказала я, – Геро – это же мужское имя.

– Сейчас да. Но в те времена оно было женским. До того как мужчины исказили исторические факты, а потом еще и надругались над ними, словно псы, закапывающие… Ладно, ты поняла.

– Кости, – предположила я, но Даффи проигнорировала меня.

– Леандр попытался переплыть Геллеспонт ночью, но поднялась буря, и он утонул.

Утонул? Ночью?

Все более и более интригует.

– А что за поле Флеккера? спросила я. – Никогда не слышала о таком месте. Это где-то поблизости?

– Может быть, – ответила Даффи, – но Джеймс Элрой Флеккер – это имя поэта, который умер во время мировой войны.

– В бою? – уточнила я.

– В постели, – сказала Даффи. – Не на поле, а в постели. От туберкулеза. В Швейцарии.

– Не вижу связи, – заключила я.

Хорошо, что я занимаюсь ядами, а не поэзией, которая еще более туманна, чем действие белладонны.

– Связь в том, – уточнила Даффи, – что поле Флеккера в одном из значений – это поэзия. Знаешь:

Невидимые перья коснулись моего позвоночника. Надо почитать этого Флеккера. Может быть, я даже изменю свое мнение касательно поэзии.

– Ага! – сказала я. – Понимаю! – хотя на самом деле я не понимала абсолютно ничего.

– Так что очевидно, – продолжила Даффи, – что это отсылка к другому поэту, не к ней самой.

– Но постой-ка, – перебила я. – Если поле Флеккера относится к поэзии, это может быть собственное поле миссис Палмер, поскольку она тоже поэт.

Даффи воззрилась на меня скептически.

– Или, – заявила я, подняв палец для пущей убедительности, – это может быть настоящее поле. Есть ли поле, принадлежащее «Дубу и фазану»?

– Гм-м, сомневаюсь, – нахмурилась Даффи. – Современные поэты редко бывают буквальны, если не считать тех, кто живет в колониях. Тем не менее, полагаю, твоя идея заслуживает осмысления.

– Как ты думаешь, можем мы найти настоящую медную кобылу и настоящего латунного жеребца? Может, нам надо искать заводчика лошадей или владельца ипподрома?

– На железной дороге, – добавила Даффи, хлопнув меня по плечу. – Железный конь и тому подобное.

Я чуть не упала от изумления, но на удивление хорошо совладала с собой.

– А что насчет остального? – поинтересовалась я. – Все эти удары о дерн и вкус ветра?

Даффи встала с кровати и подошла к окну, уставившись на Фели и Дитера, наворачивающих круги по саду рука об руку.

Потом повернулась и окинула меня долгим холодным расчетливым взглядом, как будто прикидывая, может ли доверить мне страшную тайну. После молчания, которое, как мне показалось, длилось несколько часов, но, скорее всего, не превышало пятнадцати секунд, она ответила:

– Предоставь это мне.

– Ладно, – согласилась я.

Мы с Даффи сошлись на том, что каждая из нас продолжит свою собственную линию расследования.

Не то чтобы я это планировала. Ни на секунду.

Чего Даффи не понимала, так это того, что у нас с ней разные цели. Она хотела разгадать загадки сборника стихов, а я – поймать убийцу.

Я понятия не имела, что она знает об Орландо Уайтбреде, и не хотела ее спрашивать. Вечно уткнув нос в книгу, Даффи не особенно хорошо разбирается в актуальных вещах – или даже вчерашних, как в этом конкретном случае.