Алан Брэдли - В могиле не опасен суд молвы [litres]

Все равно что решать головоломку, охотясь за священными сокровищами.

К счастью, благодаря викарию Денвину Ричардсону из Бишоп-Лейси я кое-что знаю на эту тему. Однажды, застав меня за незаконной рыбалкой рядом со Святым Танкредом, он уселся рядом на зеленую травку и начал разглагольствовать на свою любимую тему – Книгу общих молитв и способы ее использования.

Он прочитал несколько проповедей на эту тему – не только с кафедры, но и на разных встречах и собраниях в приходском зале. Если есть тема, которая будет отскакивать у прихожан Бишоп-Лейси от зубов даже в Судный день, это Книга общих молитв.

В ней есть не только таблицы и схемы дней святых и церковных праздников, но и сложные инструкции, в какой день и в какое время суток какие главы и строфы из Ветхого и Нового завета надо читать.

«Может, это выглядит запутанно, – сказал Денвин, – но все подчиняется безупречной логике. Если подумать, Флавия, все сводится к фазам луны».

Полагаю, эта основа для религии не хуже любой другой.

Но как только я решила, что мне открылись тайны христианских молитв, как Денвин с почти извиняющимся видом заметил, что есть еще альтернативная система, и мы в Святом Танкреде пользуемся именно ею.

«Но почему?» – спросила я.

«Потому что так хочет епископ», – ответил он и, осмотревшись и убедившись, что нас никто не видит, подмигнул мне.

«Вот оно что, – подумала я, – на земле епископ имеет больше власти, чем луна».

Хотя это был очевидный пример неправильной дедукции, я не стала разуверять Денвина. Ему же надо чем-то зарабатывать на жизнь.

Я мысленно вернулась в настоящее – к альтернативным таблицам.

Если в Святой Милдред-на-болоте пользуются теми же таблицами, что и мы в Бишоп-Лейси, я найду ответ за пару секунд. Тимофея найти нетрудно.

Я медленно скользила глазами по длинным столбцам, начиная от первого воскресенья рождественского поста, которое будет в декабре, и дальше к Рождеству, Богоявлению, великому посту и пасхе.

Удивительно, но Тимофей появился только через несколько воскресений после Троицы.

Ага, вот оно! Первое послание Тимофею, глава шестая, строки с седьмой по девятую – те самые, которые были указаны на записке в кармане мертвого Орландо!

У меня кровь побежала быстрее по венам.

Благодаря познаниям, впитанным во время лекции Денвина, а также на выступлениях в гильдии девочек-скаутов, я смогла рассчитать – с удивительной скоростью, надо признаться, – точную дату, когда следовало читать эти строки в нынешнем тысяча девятьсот пятьдесят втором году от Рождества Христова.

Эти леденящие душу строки долженствует читать во время вечерней службы в третье воскресенье после Троицы. Здесь, на этом самом месте, посреди этих камней и под этими балками.

Двадцать девятое июня! Завтра вечером!

В первое воскресенье и через два дня после того, как я выловила в реке хладный труп Орландо Уайтбреда.

Это было спланировано?

Неужели это послание или предупреждение от убийцы Орландо?

Пришло время «стряхнуть с себя покров настоящего», как говорит Даффи, погружаясь в своего любимого Диккенса, и перенестись на два года назад, в утро, когда произошли три убийства.

Успешное расследование любого преступления больше всего зависит от аккуратной реконструкции, поскольку машину времени до сих пор не изобрели. Большинство детективов в жизни не признаются, что это разновидность самогипноза, но им, в конце концов, приходится беречь репутацию.

Представьте себе, как веселились бы судьи и даже магистрат в парике и длинном плаще, если бы детектив в ответ на вопрос, как он пришел к тому или иному выводу, ответил бы: «Я впал в транс, ваша честь».

Все будут хохотать до слез.

Я поерзала на скамье, устраиваясь поудобнее, закрыла глаза и благочестиво сложила руки на коленях. Мысленно я представила, как страницы календаря отрываются и улетают день за днем, месяц за месяцем. Июнь 1952 года сменился маем, затем апрелем и так далее.

Промчалось Рождество, и я вернулась в 1951 год. Ноябрь, октябрь, сентябрь, летние месяцы, весна и снова Рождество.

Год 1950. Я позволила страницам замедлить полет, не хочу ничего пропустить.

Август… Июль… Июнь… вот оно.

Я глубоко вдохнула и распахнула глаза.

Церковь ничуть не изменилась, но ведь и тогда она была такой же, верно?

Я почувствовала легкое движение воздуха за спиной, когда вошли три Грации – Грейс Уиллоуби, Грейс Харкурт и Энни Крей. Они выглядели точно такими, какими я их видела на зернистых фотографиях с первых страниц таблоидов, только теперь их лица обрели краски.

Грейс Уиллоуби, высокая и стройная, одета в красивый черный костюм, украшенный брошью-камеей под подбородком. На голове у нее крылатая штука, которая выглядит так, будто ради нее ободрали утку. Широкоплечая Грейс Харкурт чуть ниже ростом, с седеющими светлыми волосами, нарядилась в пыльно-розовое платье и соломенную шляпку. Энни Крей, смуглая, маленькая и приземистая, как жаба («Нелестная характеристика, – подумала я, – с учетом того, что она мертва»), драпируется в нечто вроде одеяла с дырками для рук и головы. Широкополая черная шляпа навевает ассоциации со злодеями из фильмов про ковбоев.

Я подвинулась, уступая им место на скамье. Хотя эти бедняги не могут меня увидеть, не хочу рассматривать их так открыто.

Сзади послышались еще шаги и стук скамеек, обозначившие явление мистера и миссис Фарнсуорт – Летиции и Хьюго, а через несколько секунд – Хоба Найтингейла.

Этим летним утром прихожан было мало, поэтому никаких церемоний не предполагалось – ни хора, ни органа, только самое главное, так сказать.

Насколько я знаю, сейчас в церкви собрались все действующие лица трагедии, за исключением каноника Уайтбреда.

А сейчас – да! – выход каноника Уайтбреда. Он спешит со стороны ризницы, опаздывая, и с пустыми руками, в точности как мне сказала Клэр.

Это значит, что вино и облатки уже в дарохранительнице.

Я мысленно зажгла свечу на алтаре.

Разумеется, потом надо будет уточнить детали в разговоре со свидетелями, но зажигание свечи силой ума – это мощное орудие, способствующее пониманию.

Каноник преклонил колени перед алтарем и без дальнейших церемоний начал литургию.

Я почти слышала его слова.

Прочитав Отче Наш, он начал краткую молитву, которая произносится перед чтением апостольских посланий:

«Боже всемогущий, которому открыты все сердца, ведомы все желания и от которого нет тайн…»

Интересно, что видел Боже всемогущий этим утром, глядя в сердца и желания трех женщин, которые должны были вот-вот умереть, и в душу священника, который собирался их убить?