Мэри Кубика - Не плачь

– Но тебя я просто так бросить не могла, – говорит она. – Я не хотела оставлять тебя одну. Соседка предназначалась для тебя.

Эстер беседовала с кандидатками, чтобы найти идеальную соседку для меня. Перед тем как уедет, она хотела убедиться, что у меня все хорошо. Я киваю: такой поступок вполне в духе Эстер.

– Потом Женевьева начала слать мне письма, – продолжает Эстер. По ее словам, вначале они были безобидными, хотя и странноватыми. Большинство из них она выбрасывала, не думая, что Женевьева собирается исполнить свои угрозы. У Женевьевы не в порядке с головой, это Эстер поняла сразу, но думала, что у сестры лишь легкое психическое расстройство. Что она безобидна.

А потом пришло письмо, в котором Женевьева признавалась в убийстве Келси.

– Келси, – повторяет Эстер и начинает плакать. Она считает, что Келси умерла по ее вине. Из-за нее. Келси в жизни ничего не сделала плохого. – Тогда я поняла, что должна обратиться в полицию. Ситуация вышла из-под моего контроля. Дело зашло слишком далеко… – И она признается: возможно, ее мать, в конце концов, не так уж и не права. Может быть, она правильно поступила, избавившись от Женевьевы. В ночь с субботы на воскресенье, после того как пришло последнее письмо, она попросила миссис Бадни сменить в нашей квартире замки, чтобы Женевьева не смогла попасть внутрь и как-то навредить и мне. Эстер старалась меня оградить. Она позвонила детективу Дэвису и попросила о встрече. Она собиралась что-то ему показать. Письмо!

И в тот момент все становится на свои места.

В ту ночь, после того как Эстер заперла дверь и легла в постель, Женевьева снова и снова звонила в домофон, а после того, как Эстер ей не открыла, влезла к ней в окно и утащила ее с собой.

– Либо ты пойдешь со мной, – сказала она Эстер, волоча ее по пожарной лестнице, – либо твоей соседке будет плохо. – Она показала фото, на котором я иду по улице в бордовом свитере. Перед тем как уйти, Женевьева сунула снимок в шредер. Она следила за мной.

Эстер пыталась меня защитить.

Эстер понятия не имела, куда они направляются. Зато стало ясно другое: Женевьева выдает себя за Эстер.

– Она старалась стать мною, – говорит Эстер, – в надежде, что наша мать будет больше любить ее. «Ты всегда была ее любимицей», – говорила она, но откуда мне было знать? Ведь я была совсем маленькая, когда ее не стало… – Она плачет.

Долгих пять дней и пять ночей Эстер лежала на бетонном полу. Ей было трудно дышать из-за кляпа во рту. Воздух с трудом проникал в заложенный нос. «Нас не может быть двое, верно? – спросила Женевьева перед тем, как запереть Эстер в складском боксе. – Это было бы странно». Женевьева избавилась от Эстер, чтобы самой стать Эстер. Эстер Вон.

К нам снова подходит детектив Роберт Дэвис. В руке у него мобильный телефон Эстер, который он еще раньше конфисковал у меня для экспертизы.

– Это вас, – говорит он с усталой улыбкой и спрашивает, может ли она сейчас разговаривать. Эстер слабо кивает и смотрит на меня. Она просит меня подержать телефон.

– Я устала, – признается она, что видно невооруженным глазом. – Как я устала!

– Конечно! – Я нагибаюсь к ней и прикладываю телефон к ее уху. Я так близко, что слышу каждое слово. Звонит ее мать, мать Эстер, с которой она много лет не общалась.

Услышав голос матери, Эстер вздыхает с облегчением и снова плачет.

– Я думала, что потеряла тебя! – говорит она, и мать Эстер, тоже плача, признается в том же самом:

– Я тоже думала, что потеряла тебя!

Обе просят друг у друга прощения; обе что-то обещают. Они хотят начать жизнь с белого листа. Все сначала.

Я не подслушиваю, точнее, не подслушиваю специально, и все же слышу и начинаю кое о чем догадываться. После того как Женевьева заперла Эстер в складском боксе, она разыскала Ингрид, свою мать и мать Эстер. Женевьева угрожала ей; она сказала, что Эстер умерла. Ингрид спас соседский парень, он пожертвовал жизнью ради нее.

– Алекс Галло, – говорит она. – Помнишь его? – Эстер качает головой: она не помнит этого парня. – Он герой… – Я слышу по телефону голос матери Эстер и ее заключительные слова: – Он спас меня. Если бы не он, меня бы уже не было.

Потом следует передышка – короткая передышка, во время которой обе плачут. Потом Ингрид решительно объявляет:

– Женевьева больше нас не побеспокоит.

Как выясняется, остаток жизни Женевьева проведет за решеткой за убийство.

– Ее нужно доставить в больницу, – говорит фельдшер, и я киваю: хорошо. Забираю у Эстер телефон и говорю ее матери, что Эстер перезвонит ей, как только сможет. Я обещаю Эстер, что приеду в больницу; я поеду прямо за ней. Она не останется одна. Я буду с ней.

Я возвращаюсь к Бену, и тут звонит его мобильник. Это Прия.

Он извиняется и отходит на несколько шагов, чтобы они могли поговорить. Бен скоро уйдет, а я смогу уйти, когда меня отпустят полицейские. Поеду в больницу, чтобы побыть с Эстер.

Смотрю, как Бен разговаривает с Прией, и мне еще более одиноко, чем раньше, хотя меня окружает множество людей.

Когда Бен возвращается, я говорю:

– Тебе совсем не обязательно оставаться со мной. – Показывая на телефон, который он сжимает в руке, я поясняю: – Тебя ждет Прия.

Он вяло и безжизненно кивает. Прия в самом деле ждет его.

– Да, – отвечает он и повторяет: – Да. Мне надо идти.

Он объясняет, что Прия приготовила ужин и ждет его…

Но я не хочу, чтобы он уходил. Я хочу, чтобы он остался. «Останься», – мысленно прошу я.

Но Бен, конечно, не останется.

Он в последний раз обнимает меня, в последний раз кладет руки мне на плечи, и его объятие захватывает меня целиком, согревает изнутри. А потом я слышу его голос совсем рядом.

– До свидания, – говорит он, а я смотрю в его великолепные глаза, смотрю на его слегка заросший подбородок, на его обезоруживающую улыбку.

Интересно, какой смысл он вкладывает в свои слова? «До свидания, любовь моя» или «Еще увидимся, дружище»?

Время покажет, думаю я, отвечаю: «До свидания» – и смотрю, как он уходит, развернувшись кругом и удаляясь к перекрестку.

И вдруг он оборачивается, возвращается – и там, на углу улицы, в окружении целой толпы людей в форме, посреди вечерней пробки, репортеров с камерами, которые снимают сюжет для выпуска новостей, мы в самый первый раз целуемся.

А может быть, во второй.

Спасибо великолепным редакторам, Эрике Имрани и Натали Халлак, благодаря которым роман заблистал во всей красе. Благодарю моего агента, Рейчел Диллон Фрид, чьи неустанные эмоциональная поддержка и поощрение помогли мне продержаться.

Спасибо великолепным сотрудникам издательств Harlequin Books и Harper Collins за то, что помогли выпустить мой роман в свет. Особую благодарность выражаю Эмер Фландерс за потрясающую рекламу, а также чудесным сотрудникам Sanford Greenburger Associates.