Александр Щеголев - Старый пёс

— Где видела?

— Неподалёку от Кузьминского кладбища. Когда я раскопанную могилу твоей жены изучала… ты извини, что напоминаю…

— Ничего, давай.

— Меня такая тоска взяла. Так жалко вас всех стало… Я ж о тебе много слышала до того, как вчера познакомились. Ну и пошла потом прогуляться по Кузьминкам. Места там красивые, есть где развеяться. Вот там этот дом и видела. Очень приметный.

— На карте можешь показать?

— Подожди, возьму смартфон.

— Зачем смартфон? — не понял я. — Не надо никому звонить. У тебя есть карта Москвы?

Она засмеялась. Всё-таки влюбиться в неё можно было за один этот смех.

— У меня есть роутер, — сказала Юля. — А также мобильный интернет. Подожди, сейчас всё узнаем…

Через полминуты она показывала на экранчике нужное место. Строение, если Юля не ошиблась, располагалось прямо на территории природно-исторического парка за Волгоградским проспектом. Адрес был указан по Кленовой аллее. Она сказала, там шлагбаумы и охрана. Я схватил генеральные доверенности, сравнил. Так и есть, один из адресов — по Кленовой аллее, а владелец — какая-то научная фирма, занимающаяся лабораторными исследовании лесопарковой зоны Москвы. Невероятно! Как такие диковинки могли сохраниться на территории мегаполиса? Фирма, конечно, липовая (не в смысле флоры). Кто-то богатый в своё время отхватил участок с домом, изобразив государственную деятельность, а на самом деле — просто для себя. И вот теперь отдал сокровище в руки Франкенштейна. Полагаю, владельцу дома с его «лабораторией» сделали предложение, от которого он не смог отказаться…

Расположение особняка характеризует близость к кладбищу. Я уже отметил, что многое крутится вокруг этого района, где удивительным образом сошлись мёртвые и живые. Так что этот объект, получается, первый у меня на очереди с утра.

И я буду страшно, бешено разочарован, если не найду там Рефери.

— Подожди, не одевайся, — поймала она моё движение. (Я и правда хотел потихоньку привести себя в приличный вид). — Кажется, ты успел отдохнуть, — сказал Юлечка, откровенно глядя мне в глаза. — Твой отдых — работа, а ты, как я поняла, многое нарыл. Пойдём. Хочу ещё раз проверить твои рефлексы, исключительно в медицинских целях.

Я неожиданно осознал, что она права. Я отдохнул.

Мои рефлексы, сникшие какой-то час назад, нынче среагировали даже на её простые слова, не говоря уже о взгляде… и о коснувшейся меня руке…

Она была права, чёрт возьми! Убойная реакция!

— Ну если исключительно в медицинских…

Через несколько секунд нарисованные слоны приняли нас в свою компанию, свободных и от комплексов, и от одежды, и от мыслей о работе.

— Ух ты, какая мощь! — восхищённо произнесла Юля, давая волю рукам и губам. Я ответил, как умел, на что она прошептала мне в самое ухо: — Ты такой нежный, Серёженька! Мне кажется, или ты всё ещё меня стесняешься? Смелее, я не стеклянная…

Она навалилась на меня жарким телом.

Она не стеклянная…

Что-то щёлкнуло в моих мозгах, словно реле сработало, пуская ток во временно заблокированную цепь. Чёрт, чёрт, чёрт!!! Как не вовремя! Да что же это за непруха… Юля мгновенно всё почувствовала:

— Что случилось?

— Ты не стеклянная, я не стеклянный. Зато стилет стеклянный. Из муранского стекла. Втыкаешь его между пластинами в доспехах, и он в теле ломается. Тяжелейшее ранение обеспечено…

Я сел. Эх, рано я посчитал себя свободным от работы!

— Ты что, одеваешься? — не поверила моя возлюбленная. — Бежишь куда-то?

— Кое-что вспомнил и кое до чего допёр. Надо срочно ехать, пока горячо.

Я провёл рукой по её груди, поцеловал маленький упругий животик. Она застонала:

— Ну хоть пять минут! Ну нельзя же так!

— Даже десять минут — оскорбление для такой женщины. У нас вся жизнь впереди, что нам эти минуты?

— Ну что за мужчина… — сказала она с непонятной интонацией и закуталась в одеяло.

Оделся я по-военному, раз-два и готово.

Одевшись — наклонился к ней и неожиданно для себя выдал:

— Юльчик, я люблю тебя.

Сколько ж лет я сушил эти слова? Оказалось, в них есть ещё жизнь.

— А я тебя, — сказала она в подушку.

Потом вскочила:

— Подожди, еду тебе соберу!

Но я только рукой махнул: не надо, лишнее. И ушёл, провожаемый лазерным взглядом влюблённой женщины.

Опять я в «Красном квартале», на сей раз ночью. Вернее, уже почти утро, ночь была насыщенной, но короткой. Анемичный свет фонарей, пустая набережная, стоячая вода в реке, — а так всё то же самое. Бывшая кондитерская фабрика, превращённая чьей-то извращённой фантазией в жилые дома, вновь затянула меня в своё кирпичное чрево. Спит ли охрана на входе или бдит, я проверять не стал, перелез через каменный забор. Корпус и подъезд искать не надо было — тот же, что и днём. Только этаж другой — на один ниже, но не под Франкенштейном, а в шахматном порядке.

Именно там обретался некто по фамилии Мозгов, как его отрекомендовала Викторина. Долго же я не мог вспомнить, кто это такой, пока в постели не осенило.

Объятия любимой женщины — самое эффективное место, чтоб разгадывать криминальные загадки. Тьфу! Ненавижу их всех…

Замок домофона я незатейливо раскурочил, так и попал внутрь. Поднялся на третий этаж, накинул на обе телекамеры по пакету и постучал ногой в стальную дверь.

Стучал настойчиво и непрерывно, чтоб до хозяина дошло.

— Вам кого? — наконец спросил он, так и не разглядев ничего на своём экране. — Я сейчас позвоню в охрану!

— Дуреквасов, открывай, это я!

Дуреквасов — была когда-то его фамилия, настоящая. Нетрудно догадаться, почему он её сменил на «Мозгов», но не только из-за неблагозвучности, мы ж понимаем.

— Что за Дуреквасов? — натурально возмутились по ту сторону двери.

— Не дури, Барабашка, — сказал я, старательно подделываясь под чужой голос. — Это Рудаков. Давай открывай, а то прикажу вынести твою броню вместе с тобой!

— Игорь Денисович? Так бы сразу и сказали.

Дверь приоткрылась…

Дуреквасов, ныне Мозгов, подвизался много лет назад дилером средней руки, торговал наркотой, был взят Рудаковым за задницу и стал ему стучать (куда деваться). Рудаков, разумеется, не вносил этот источник в списки своих агентов, иначе не дожил бы тот до Мозгова и до лофтовской хазы. Ну, таким макаром все нормальные опера поступали, берегли работающий на улице контингент даже от своих (тем более — от своих!). Кличку ему Игорь дал Барабашка — от слова «барабан», что на нашем сленге как раз и означало стукача. Я сам, как начальник Игоря, знал о его существовании, обязан был знать, источник-то ценный, однако видел этого человечка всего раз, абсолютно случайно (по недосмотру Рудакова) и то мельком. Потому и не смог вчера сразу его вспомнить. Да и годы Барабашку сильно изменили.