Меган Миранда - Идеальная незнакомка

— Мисс Стивенс! — прозвучало за спиной.

Я знала, кто это. Мысленно видела вскинутую руку, легкое подергивание пальцев. Иззи Марон.

— Да? — Я по-прежнему стояла лицом к доске.

— Если в школе мы не чувствуем себя в безопасности, то как же нам сосредоточиться на учебе?

— Ты права, Иззи. — Я обернулась и посмотрела на нее, вытерла руки о штаны. — Это актуально, своевременно и важно. Поэтому достань тетрадь и напиши статью на злобу дня. Выскажи свое мнение. — Я подошла к Иззи, уперлась руками в парту. — Ищи вдохновения в чувствах. Пусть они наполнят твое сочинение неподдельной искренностью.

Глаза у Иззи стали как блюдца, но сама она не шелохнулась.

— Это на оценку? — спросила.

— Это задание, — постучала я пальцем по парте. — На оценку. Приступай.

Именно так я вела себя первую неделю работы в школе, когда с катастрофической скоростью шла ко дну — только бы удержать их внимание, только бы добиться тишины. Со стыдом понимала, что вовлекаю учеников в работу лишь подкупом — обещанием дополнительных пропусков, оценок…

Однако сегодня было по-другому. Сегодня я собирала информацию.

К концу рабочего дня я так и не дождалась звонка от Эмми, зато получила семьдесят пять статей-мнений: все, по идее, про школьную безопасность, про слухи и Дейвиса Кобба. Начало положено.

Правда или просто история — неважно, с чего начинать; главное — двигаться в нужном направлении.

Если конечной целью является правда, то любые способы хороши.

Я влетала в повороты на большой скорости, задние покрышки едва касались дороги.

Помедленнее, Лия…

Я немного отпустила педаль газа, прислушалась к затихающему вою двигателя, понаблюдала за ползущей вниз стрелкой спидометра и напомнила себе — мое присутствие ничего не изменит. И все же я рвалась домой.

У меня вдруг возникло безотчетное ощущение, будто это не я охочусь за историей, а она охотится за мной.

Я подкатила к дому, в зеркале заднего вида взметнулась пыль, почти ощутимая на вкус. Машины Эмми по-прежнему не было. Дом, плотно окруженный деревьями, предстал в новом свете: слегка просел, очарование уступило место обветшалости.

Я вновь осмотрела комнаты — нет ли где следов Эмми. Моя одинокая записка так и грустила возле гнома. Жалкая мольба; вроде сообщения в голосовой почте, оставленного после разрыва отношений.

Эмми украшала дом: сколотая ваза на высокой тумбе, красное керамическое сердце на гвуздике над диваном, разные безделушки из стекла, пластмассы, олова, пристроенные где попало — на журнальных столиках, над холодильником, на кухонном подоконнике. Они возникали из ниоткуда, как и в прошлом, когда мы с Эмми жили вместе. Дом был ими завален, как была когда-то завалена квартира. «Безобидная привычка», — повторяла Эмми, и я редко ее укоряла. Редко называла эту «привычку» по-настоящему — воровством. Эмми же называла их сувениры . Напоминания о местах и людях. Вместо фотоальбома. Солонка из ресторана, где она ела, пепельница из квартиры какого-то случайного любовника (хотя мы обе не курили), магнит из бара, в котором Эмми работала официанткой по выходным.

Однажды она принесла наручные часы. По их увесистости, по отблескам на корпусе и множеству циферблатов было ясно — вещь стоит дороже, чем обычные трофеи Эмми. Она повесила часы над дверью в то утро, когда вернулась «с поганой хаты Джона Хикельмана».

— Сам он за них не платил, я уверена, — ответила на мои упреки. И добавила: — Да ладно тебе, у него потолки зеркальные, ужас!

С этим трудно было спорить. В общем, часы Джона Хикельмана стали нашими. Игра, в сущности: Эмми знала, что мы их оставим, хоть мне и неловко. Она водрузила добычу на кронштейн для полотенец. Я переложила в холодильник. Часы всплыли в моем ящике с носками. Это повторялось долго: я находила сюрприз каждый раз в новом месте. И хохотала от неожиданности. В конце концов я сунула часы Эмми под подушку, как зубная фея, и они пропали.

Перед отъездом в Корпус мира Эмми упаковала «сувениры» в коробку и обмотала серебристым скотчем. Попросила ее сохранить, будто лишь эта коробка и имела ценность.

Восемь лет — и ни словечка от Эмми. Мы с коробкой сменили три квартиры. Я таскала ее за собой из какого-то бессмысленного чувства долга. Или в надежде, что Эмми вернется за своими сокровищами.

Жизнь не линейна, а циклична; в это я уверовала давно.

Так устроена история — и современная, и древняя; в конце попадаешь туда, откуда начал, растерянный и задыхающийся.

Поэтому я не особенно удивилась тому, что восемь лет спустя в баре на одной из бостонских улочек вновь встретила Эмми, — встретила именно тогда, когда моя жизнь круто свернула с проторенного пути, как уже случалось однажды.

Теперь Эмми выглядела по-другому: окрашенные волосы стали темнее, тело усохло, да и плечи ссутулились — может, от ночного холода, а может, и нет. Однако ее внутренняя суть осталась прежней, она-то и манила меня, совершенно точно. Я бы объяснила это так: во-первых, я знала Эмми чуть ли не до мозга костей; во-вторых, четырехмесячные отношения способны затмить всех ухажеров и друзей, которые были позже и длились дольше; в-третьих, наша дружба родилась в тот самый миг, когда я свернула с проторенного пути и поступила неожиданно, вопреки составленным для меня жизненным планам. Поэтому дружба эта сияла ярче, а вместе с ней сияла и Эмми…

Она налетела на меня в баре, но не обратила внимания, пошла дальше. Я окликнула: «Эмми!» — и сообразила, что не помню фамилии — да и знала ли я ее вообще?

Эмми обернулась, и в ярком свете потолочных ламп я увидела бесцветные мешки у нее под глазами. В самих же глазах застыло выражение, которое я очень хорошо знала, — жажда бегства.

— Лия? — удивленно произнесла Эмми и покосилась назад.

Я шагнула к ней, она рассмеялась. Обвила руками мою шею; я сомкнула ладони у нее за спиной и ощутила разницу между тогдашней Эмми и нынешней.

Вокруг толпились люди, она со смехом выдохнула мне в ухо:

— Боже мой, это ты!

Отстранилась, вновь глянула назад. Я спросила:

— У тебя все в порядке?

Эмми кивнула, так знакомо, так беспечно — конечно, у меня всегда все в порядке! — однако с натянутой улыбкой проговорила:

— Мне нужно идти.

Я подхватила свою сумочку:

— Куда?

— Куда угодно, лишь бы отсюда, — ответила Эмми, и было естественно привести ее в свою квартиру (на этот раз видовую, в хорошем районе), устроиться вместе на полу и выпить водки.

— Давно вернулась? — спросила я.

— Несколько лет назад. После первого срока завербовалась еще на один. Потом осела в Вашингтоне, уехала оттуда пару месяцев назад. — Эмми жевала найденный у меня хлеб, откусывая прямо от булки. — Я постоянно голодная. Но чувствую вкус всего, с чем еда соприкасалась. Каждой посудины, в которой побывал этот батон, каждой руки, которая его трогала, каждого механизма и химпродукта.