Меган Миранда - Идеальная незнакомка

Я нахмурилась, попробовала представить, что чувствуешь в городе после долгой жизни под открытым небом, на просторе.

— Хочешь назад?

— Нет, не хочу. Я пропустила мамины похороны, и ради чего? До сих пор пытаюсь понять.

Я считала Эмми идеалисткой. Мы обе были идеалистками, каждая по-своему. Я гонялась за правдой и наивно верила, будто репортаж о ней способен что-то изменить. Идеализм Эмми лежал гораздо глубже, и это вызывало у меня уважение. Если остальные шли на практику исключительно ради хорошего резюме — Пейдж выбирала турпоходы за родительские деньги, Аарон летом строил жилье для бедных и бездомных, — то Эмми отдавалась любому занятию целиком. Всегда.

— Я только что бросила жениха… — услышала я.

Вновь увидела ее глаза. Вспомнила, как она брела сквозь толпу в баре, оглядывалась. Я подлила Эмми водки и стала слушать дальше.

— Мы переехали сюда несколько месяцев назад. Несколько месяцев на новом месте, и ты вдруг понимаешь, что ничего не выйдет. — Она чуть поморщилась. Если бы я не знала Эмми так хорошо, то ничего не заметила бы. — Два года вместе, а я только теперь поняла, какой он.

— Да? И какой же?

— Такой… который думал, что рано или поздно я стану похожа на него. Его огорчило, когда я осталась собой.

— Сильно огорчило? — К тому времени водка уже жгла мне горло, а голос звенел от чувств.

Эмми помолчала.

— Сильно. Вещи мне лучше забрать попозже, когда он будет на работе. Если он их еще не выбросил, конечно.

В расшифровке я не нуждалась. Мы всегда друг друга понимали.

— Куда ты теперь? — спросила я.

Эмми взмахнула пальцами, словно отгоняя невидимые пылинки.

— Куда-нибудь. Подальше от толпы, от шума. От таких, как мой бывший. — Осушила стакан, протянула мне: запястье тонкое-тонкое, даже вены просвечивают. — Вот ведь смешно. Люди без твердой почвы под ногами очень уважают стабильность и планирование, а люди, у которых есть надежная работа с девяти до пяти, завидуют бродягам. Наверное, наше взаимное влечение было неизбежно. Он финансист, я скачу с одной общественной работы на другую. Потом его переводят, и я переезжаю с ним — ни работы, ничего, и все меняется. Он ждал, что я остепенюсь. Найду постоянную работу. Но у меня ни образования, ни резюме… Да и характер не тот. И в женихе я, похоже, ошиблась. В общем, пора мне снова в путь.

Бутылка водки между нами оказалась пустой, и я достала из холодильника вино.

Эмми продолжала говорить, спиртное ударило ей в голову.

— Его очень удивило, что я и правда от него ушла.

Я уставилась на ее руки без единого кольца, она сжала пальцы, опустила на колени, с улыбкой посмотрела на меня.

— Прости. Мы не виделись восемь лет, а я сразу начала рыдать тебе в жилетку. Я в порядке. Все хорошо. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Однако я не хотела о другом. Я была основательно пьяна и без ума от сидящей передо мной девушки — ни капли не похожей на меня и все же такой родной…

— Эмми, как твоя фамилия?

Подруга расхохоталась.

— Ты правда не знаешь?

— Правда, — кивнула я.

— Грей, — с улыбкой сообщила она, глаза весело блеснули.

— Эмми Грей. — Я покатала имя на языке. Да, оно ей идет. — Эмми Грей, мне необходимо уехать из города, — торжественно объявила я.

Оригиналка Эмми решила — я имею в виду духовный аспект. Мол, хочу найти новое место для личностного роста. Она не поняла, что мне в буквальном смысле нужно покинуть город, пока не заварилась пресловутая каша.

— Пора мне отсюда сматываться, — уже серьезней сказала я.

Речь шла не о «дикой тяге тридцатилеток к природе», как называли этот феномен мои друзья, — не о массовом исходе людей за тридцать, которые женились, приобретали дома и ездили на работу из пригорода. Речь шла о вынужденном бегстве. У прежней Лии Стивенс здесь не осталось ничего. Куда ни шагни — обрыв.

Глаза Эмми над стаканом встретились с моими, она тоже видела меня насквозь.

— Тогда поехали.

Я знала, что Эмми так скажет.

Она оглянулась, окинула взглядом часы, наши сумочки на кухонном рабочем столе, двери. Я вновь увидела ее глаза. Ей не стоило возвращаться домой, пока жених не ушел.

— Ночуй у меня, — предложила я.

От дальнейшей ночи в памяти остались смех Эмми да ощущение колдовских чар, тумана в голове и призрачности. « Я метнула дротик в карту , — говорит Эмми, и нам вновь по двадцать два, мы в баре, стоим в очереди с дротиками в руках. — Как тебе Западная Пенсильвания? »

Интересно, способен ли кто-то из моих друзей поступить так же, подумала я. Мне стало смешно. Конечно, не способен. Только Эмми — необузданная, свободная. Ее сбивают с ног, но она встает. Кидает дротик в карту и думает: « Вот, там я попробую начать все сначала» .

Как мне Западная Пенсильвания? Тогда, под музыку слов, слетавших с языка Эмми, — хорошо. Знакомо и одновременно ново. Не слишком далеко, чтобы вернуться; достаточно далеко, чтобы начать новую жизнь. Я шептала название, пробовала на вкус. В буквах и слогах — то протяжных, то слитных — звучала диковинная красота. Я видела себя на белом крыльце. Волосы распущены, в руках чашка кофе. Мой смех разносится по округе под открытым небом.

— Да, — сказала я.

Это ведь шутка. Утром я проснусь, трезвая и с головной болью, и заживу реальной жизнью.

Однако утром я открыла глаза и обнаружила у себя в кровати Эмми — как она сюда попала? Подробности терялись в тумане. Эмми села, протерла глаза и спросила:

— Когда поедем?

Мы спьяну строили какие-то гипотетические планы, но вот же она, Эмми, и я уставилась на нее как на свое отражение. Разве я способна радикально изменить жизнь, сорваться с насиженного места и укорениться в другом? Разве такое и правда возможно?

Я одернула себя, села за компьютер и объявила:

— Ладно, давай попробуем.

Ведь хваленая рассудительность, к которой я старательно прибегала всю жизнь, привела меня лишь туда, откуда я начинала. Один-единственный промах в статье, обдуманный риск — и все, чего я достигла, кем стала, вмиг исчезло. Второго дубля не будет. Возврат к прежнему невозможен. При слове «Поехали!» душа у меня зазвенела.

Теперь я стояла над раковиной в ванной и вглядывалась в свое отражение. Вот бы моргнуть — и увидеть в зеркале не себя, а Эмми.

Я в очередной раз открыла зеркальную дверцу медицинского шкафчика. Зубная щетка Эмми лежала под прежним углом, щетинки были твердыми и сухими. Если бы она решила остаться у своего парня, то взяла бы щетку? Вернулась бы за ней?

Может, Джим купил Эмми новую щетку. Или у них одна на двоих. Очевидно — теперь, когда я занялась поисками, — что домой Эмми не приезжала. Я не видела ее пять дней.

Меня волновали пустая кровать, пустой дом и две противоречивые мысли. Не давай показаний. Но ведь Эмми… Не ввязывайся. Но ведь Эмми!