Меган Миранда - Идеальная незнакомка

Я чувствовала приближение чего-то — и оно, похоже, уже пришло.

В последнем мотеле тоже не оказалось никаких сведений об Эмми Грей. Да я и не хотела бы отыскать ее в подобном месте. Отсутствие огней снаружи, приторный навязчивый запах внутри, дребезжащая вентиляция в потолке. Я крепко стискивала часы, словно мне полагалось предоставить их мужчине за стойкой в качестве оправдательной улики.

У него было бледное осунувшееся лицо человека, непривычного к солнцу.

Я описала Эмми и спросила, не работала ли она здесь.

— Никаких девушек, у нас — никаких, — ответил он.

Затем расплылся в заговорщической ухмылке.

Я торопливо шагала к машине по гравийной дорожке и чувствовала себя ужасно уязвимой, перебирала ногами быстро-быстро, мне казалось, за мной наблюдают. Эмми не стала бы работать в такой забегаловке. Эмми не дурочка.

Дома я сразу кинулась к ее вещам. Я искала, не оставила ли она мне чего-нибудь еще. И постоянно задавалась вопросом — зачем?! Возобновленная игра? Или попытка сказать мне о чем-то?

Я думала, часы пропали еще до отъезда Эмми в Африку. Гадала, не лежат ли они в коробке, обмотанной скотчем, не ждут ли тихонько в углу моей квартиры, не путешествуют ли спокойно у меня под мышкой во время очередного переезда. Подозревала, что это тоже своего рода игра, проверка: вскрою я коробку или нет.

Я сидела среди вороха чужих вещей, меня потряхивало. У Эмми их было совсем мало, как и восемь лет назад. Никаких фирменных нарядов, многие этикетки обрезаны или стерты от времени. Наверное, вещи с барахолки. Я пробовала сообразить, не пропало ли что-нибудь. Вспоминала Эмми в одежде, обуви, украшениях, искала их. Но Эмми блекла. Стоило мне представить ее четкий образ, как она ускользала в прошлое — и превращалась в двадцатилетнюю девушку. Я видела укороченные футболки с треугольным вырезом и обшитые черным кружевом рукава. Низкие темные джинсы и черный шипованный ремень, который она носила постоянно. Жесткие браслеты и облупившийся лак на ногтях. Видела, как мы идем гулять, как Эмми проталкивается к барной стойке, картинно опирается на нее, привлекая внимание.

С тех пор Эмми обновила гардероб. В ее комоде поселились удобные рубашки, туники, лосины. Толстые носки и трикотажные майки. Видимо, нынешняя Эмми превыше всего ценила практичность.

Исчезли туфли, которые прочно с ней ассоциировались — высокий устойчивый каблук, шнуровка вокруг лодыжки. Раньше Эмми носила их и со штанами, и с юбками, снимала лишь для того, чтобы одолжить мне. Теперь в углу шкафа стояла лишь пара старых кед с грязными шнурками. Наверное, была еще какая-то обувь, в чем-то же Эмми ушла из дому.

Я перебрала металлические вешалки с одеждой покрасивей. Платье без рукавов, слишком легкое для нынешней погоды; кардиган, его Эмми накидывала на плечи, когда мерзла вечерами. А это? Я с удивлением узнала собственную черную рубашку. Эмми никогда не заимствовала мои наряды, хотя я с удовольствием дала бы их поносить. Я отбросила рубашку на кровать и продолжила ревизию. Обнаружила еще три своих блузки, которые сочла утерянными при переезде. Интересно, замечала ли Эмми, что ходит не в своих вещах?

Она приехала сюда с минимальным багажом, в буквальном смысле начала с нуля. Именно такой я ее знала — уходя, Эмми не забирала с собой ничего. Ее немногочисленное имущество — машина, мебель — раньше принадлежало кому-то другому.

Я напрягла память, вернулась в утро с совами. Попробовала четко представить Эмми. Она была босиком. Трогала цепочку. Что еще? Голое плечо? Или разноцветная футболка? Или вот эти длинные лосины?

Я зажмурилась, увидела Эмми в профиль. Прищуренные глаза, изгиб шеи, улыбка.

Перестань , сказала она.

Что перестать?

Переживать. Твое привычное состояние.

Как я могла не переживать? Став взрослой, я наблюдала за всякими зверствами с очень близкого расстояния — поэтому ждала их отовсюду. По-настоящему история начинается не сначала — не тогда, когда человек исчезает. Она начинается, когда его находят. Эмми исчезла, и я теперь ждала чего-то неотвратимого — словно где-то тикали часы, остановить которые не в моей власти.

Я обыскала все вновь. Вдруг что-то пропустила в первый, второй раз? Наконец опять уснула в кровати Эмми, в окружении того, что от нее осталось.

Субботнее утро, щебет птиц. День начинался как ни в чем не бывало. Это тоже заметно, когда берешь интервью у людей после трагедии, — их удивляет обыденность. Сад нужно поливать, как всегда, и газету по-прежнему доставляют на рассвете, и на автобусной остановке хохочет детвора. А ваши чувства — только ваши, и переживать их приходится в одиночку.

Следовательно, в понедельник я должна идти на работу. Должна выставлять оценки. Выполнять задания на сертификационных курсах. Преподавать.

Я проверила телефон. Ночью никто не звонил, полицейских я тоже не слышала, даже если они и патрулировали возле дома.

Я написала электронное письмо в телефонную компанию, попросила нужную копам информацию, затем решила отвлечь себя работой.

Достала из вместительной сумки школьные сочинения и села с ними в кухне — ждать новостей. Бездействовать, просто ждать, я не умела, а тетради обещали хоть какое-то занятие.

Сочинения можно было разбить на две категории: за и против Дейвиса Кобба; в одних поддержка или обвинение звучали более явно, в других — менее. Некоторые ученики, наверное, даже не сознавали, что высказывают определенное отношение, но я считывала его безошибочно. Они либо растрачивали чернила на сетования — ах, как небезопасно в школе! — либо использовали их в защиту тренера. Я рассортировала работы по стопкам.

Первое сочинение, Молли Лафлин, винило во всех бедах приезжих. Я решила отнести его к категории «за Кобба», ведь он был родом отсюда. Не из чужаков — вроде меня, — которые, по мнению Молли, представляли угрозу для учеников.

Мальчики в основном защищали Кобба, причем не маскируясь.

Тренер Кобб честный человек и отличный тренер. Я знаю его много лет. Против него нет вообще никаких доказательств. Это охота на ведьм.

Ну да, сейчас ведь разгар баскетбольного турнира. А тренера Кобба не допустили в школу. Администрация решила, что для всех будет лучше отправить его в отпуск, пока история как-нибудь не рассосется. Принять такое решение помогли вопли родителей и пресса. Слухи о том, что Кобб изводил меня звонками и даже преследовал, уже наверняка начали циркулировать. За неделю они разлетятся по городу, я не смогу этому помешать.

Коннор Эванс удивил — попал в стопку «против», один из немногих мальчиков.

Мы все сидим в одном классе и слышим — доверяйте друг другу. Нас учат — добро повсюду, а зло редкость. А потом выясняется, что добро было маской. Что мы слишком доверчивы. Теперь нам говорят — думайте о себе, заботьтесь о себе, приглядывайте друг за другом и рассказывайте об увиденном. А кому рассказывать? Если не понятно, кому можно верить? Как узнать, кто носит маску?