Эуджен Кирович - Дурная кровь

– Не думаю, что она придет, – говорит он и прикуривает воображаемую сигарету. «Курит» зло, заметно нервничает. – Эй, Фил, как дела? Нет, приятель, я так не думаю. Подожду еще немного, может… Кто-то должен… Дело не в трусости, просто…

Умолкает. Сконцентрировался, будто пытается что-то вспомнить. Беззвучно двигает губами. Выражение лица меняется каждые несколько секунд. Делает глубокий вдох и впадает в состояние, близкое к ступору. Руки вытянуты вперед ладонями вверх, словно отпускает пойманную птицу.

– Джошуа во Франции, в Париже, в номере отеля «Меридиен». С минуты на минуту должен прийти его друг Эйб Хэйл. Джошуа и Симона уже в номере.

Пациент очень старается сконцентрироваться. Часто кивает, как будто пытается понять, чего от него хотят, но не может.

– Джошуа считает, что это ошибка, – говорит он с грустью в голосе. – Ему тут нравится, он хочет остаться. Не может поверить, что Симона на это согласилась. Он понимает, что это может быть опасно, но… Возможно, есть еще какой-то выход…

– Встреча в этом месте – идея Джошуа?

– Нет, это она… Да какая разница? Эйбу не надо было приходить.

– Почему они в этом номере?

– Она сказала, что хочет… Эйб пытался заставить ее передумать, но она отказывалась. Он псих. Она говорит, что скорее умрет, чем расскажет ему…

Пациент говорит тише. Голос слабый. Потом вздрагивает и резко поворачивает голову, как будто услышал какой-то шум справа от себя. Губы шевелятся, но несколько секунд он не издает ни звука.

– Это горничная. Они заказывают еще одну бутылку, – говорит он и смотрит на кого-то справа. – Эй, где… Нет, он не согласен…

Пациент оглядывается по сторонам и часто моргает, как человек, который оказался в темноте и пытается понять, где он. Вдруг широко открывает рот и застывает с выражением ужаса на лице – глаза вытаращены, смотрит в пустоту. Взмок от пота.

– Там на стене часы. Посмотрите на них и скажите, который сейчас час.

Пациент медленно, как механическая кукла, поворачивает голову налево. Бормочет что-то нечленораздельное.

– Который сейчас час?

– Нет, – отчаянно трясет головой. – Он не может это сделать. Он считает, что это неправильно. Не сейчас, вообще никогда. Им следует…

Пациент подтягивает колени к груди и обхватывает их руками, будто сидит на полу.

– Должен… Это ошибка… Нет, он ничего не расскажет. Каждый должен сам решить, как поступить.

Пациент продолжает трясти головой, иногда кажется, что он наблюдает за человеком, который ходит вокруг него в замкнутом пространстве.

– А сейчас…

– Вот сейчас он ее видит… О господи, этого не может быть! Что они наделали? О нет…

Пациент кричит так громко, что я не сомневаюсь: его крик слышен во всем доме. Он наклоняется вперед, ставит ноги на пол и вцепляется руками в колени. Застывает, снова впадает в ступор.

Пациент перестает отвечать на вопросы, отторгает две следующие установки на регрессию. Принимаю решение не переводить его на четвертый уровень транса. Постепенно возвращаю в состояние бодрствования.

Пациент тяжело дышит, оглядывается по сторонам, смотрит на часы:

– Прошло всего двенадцать минут.

– Мы зашли в тупик, – объясняю я. – Не было смысла пытаться продвинуться дальше.

– И что мы обнаружили?

Пациент проявляет нетерпение, привычная маска хладнокровного человека соскользнула с его лица, но он даже не пытается вернуть ее на место.

– Ничего существенного, – отвечаю я, и он не скрывает своего разочарования. – Вы были в том гостиничном номере. Вероятнее всего, как вы и говорили, вместе с Симоной и Эйбом. Один из вас пытался отговорить двух других от каких-то действий. Эйб появился позже, но, похоже, вы вместе с Симоной ждали его в гостиной. Не думаю, что вы прятались, когда он пришел. Хотя до этого вы утверждали обратное. Полагаю, ваша память очень хорошо охраняет те воспоминания. Впрочем, это меня не удивило. Вы постоянно повторяли, что не станете ничего рассказывать.

– Это все?

Джош переводит взгляд с меня на видеокамеру, которая продолжает работать; он словно подозревает, что я что-то от него скрываю.

Я говорю ему, что первый сеанс – пробный, а во время второго я не стану использовать метод объективации. Объясняю суть метода. Для устранения блокировок и зажимов субъекту внушается, что он сторонний наблюдатель события, которое хочет вспомнить. Описание происходящего с нейтральной позиции увеличивает его точность. На следующем сеансе я буду использовать его реальную личность.

Мои пояснения, кажется, не очень убедили пациента, но он дает свое согласие и говорит, что второй сеанс должен состояться немедленно. Я предлагаю ему отдохнуть пару часов, чтобы он смог наилучшим образом расслабиться. Предлагаю послушать музыку и постараться ни о чем не думать.

Пациент отказывается и вместо этого приглашает меня на прогулку на автомобиле. Просит, чтобы я сел за руль.

Уолтер выгоняет машину из гаража, и мы уезжаем. Джош указывает дорогу. Проезжаем миль двадцать и останавливаемся неподалеку от поворота на Девяносто пятую федеральную автостраду возле ресторана «У Нэнси».

Заказываем два лобстера, но Джош практически не притрагивается к своей порции. Он рассказывает мне о разных хитростях рыбаков, о том, что в прошлом сезоне рыбачил с одним своим другом. Я вижу, что мысленно он где-то в другом месте. Его поведение изменилось, он держится отстраненно и даже несколько враждебно. Похоже, его беспокоит тот факт, что я делаю записи.

Я спрашиваю: может, он что-то вспомнил? Но он избегает прямых ответов.

Я подчеркиваю, что в психологическом расследовании такого рода любая деталь может иметь очень большое значение.

Джош колеблется несколько минут, а потом говорит:

– Я думаю, это я ее убил, Джеймс. Я кое-что вспомнил… Только что. У меня и сейчас это стоит перед глазами. Но я вижу все как бы со стороны, как будто это был не я, будто видел это в кино.

– Вы сейчас этого не сознаете, но у вас в мозгу произошел настоящий шторм. Прежде чем делать какие-то выводы, позвольте ему успокоиться. В нашей памяти есть не только пробелы, там хватает искаженных воспоминаний. К примеру, показания свидетелей дорожных аварий часто не соответствуют тому, что произошло на самом деле. Мы не роботы, и в нашей памяти откладывается не только то, что фиксирует сетчатка глаза. Наше сознание действует как режиссер, который урезает сцены для своего фильма так, как ему больше нравится, а потом монтирует их, чтобы придать им определенное значение и выразительность. В действительности мы фиксируем не факты, а смыслы и эмоции. Одни и те же факты вызывают у разных людей разные эмоции.

– Я все это понимаю, – слабым голосом соглашается Джош. – Но я, как никогда прежде, убежден в том, что это я ее убил. Не знаю, почему я совершил подобное, но я это сделал.