Эуджен Кирович - Дурная кровь

Он реагирует как человек, который никогда всерьез не думал, что мог совершить убийство, а теперь на него вдруг снизошло откровение и сомнениям больше нет места.

Возвращаемся в поместье.

Еще раз проверяем давление, пульс, уровень сахара. Все процедуры пациент проходит без обезболивающих. Идем в гостиную и включаем камеру. Теперь решаем, что он ляжет на диван, а я буду сидеть в кресле.

Начинаю второй сеанс.

На этот раз пациент входит в транс намного легче. Дыхание ровное, свидетельствует о состоянии глубокого сна.

На мою установку о том, что ему четыре года, реагирует положительно. Рассказывает о покупке его первой пары сандалий. Охотно идет на контакт. Снова упоминает о воде, близость воды вызывает у него беспокойство.

Я спрашиваю, как получилось, что он оказался в Париже после окончания колледжа.

Пациент хмурится:

– Он посчитал, что я должен уехать. Не знаю почему. Я не хочу туда ехать. Но после скандала ничего уже не будет как прежде.

– О каком скандале вы говорите?

Молчание.

Повторяю вопрос:

– О каком скандале вы говорите?

– История с ее мужем. Какая разница? Все и так знают. Его убили, а я уехал в Париж. Но все стало только хуже. С ним все становилось только хуже. И все позволяли ему поступать так, как ему заблагорассудится. Его никогда не винили в том, что с ним произошло.

– Вы говорите об Эйбе?

– Он… Если бы он только меня послушал, никакого скандала бы не было.

– Вы говорите об Эйбе?

– О парне, который… Мне нельзя ничего об этом говорить.

Меняется интонация пациента. Он осторожно озирается.

– Нам не следует об этом говорить… Если он узнает… Лучше все оставить так, как есть… Никто из нас не знает.

Больше пациент ничего не рассказывает. Шепчет что-то нечленораздельное и трясет головой.

– Как вы относитесь к Симоне?

Пациент без колебаний отвечает:

– Она – другая. Я не хочу причинить ей вред. Я уверен, что он намерен причинить ей вред, если… Думаю, я люблю ее.

– Есть кто-то, кто хочет причинить ей вред?

– Он хочет… Он такой, его этому обучали. Он плохой человек. «Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал: один – жестокостью, другой – отравою похвал, коварным поцелуем – трус, а смелый – наповал» [6].

Долгая пауза.

– Она его не любила. Ему следовало уехать из страны.

– И что он хотел сделать с Симоной?

Пациент вздыхает, проводит правой рукой по волосам, поворачивает голову. Глаза у него закрыты, но я вижу, как быстро двигаются под веками глазные яблоки.

– Все моя доброта… Он всегда говорил мне, что собирается… Хотя я тогда ему продемонстрировал, что…

– Это Эйб хочет причинить вред Симоне?

Пациент мерзко улыбается. Голос у него меняется.

– Нет, долбаный Санта.

– Я хочу, чтобы вы слушали меня очень внимательно. Как вы приехали в отель «Меридиен»? С Симоной и Эйбом? Или вы приехали позже? Сколько времени было на стенных часах, когда вы вошли в номер?

Пациенту становится страшно, его лицо искажается.

– Кто вам об этом сказал? – шепотом спрашивает он. – Никто об этом не знает. Очень важно, чтобы никто об этом не узнал. Он украл мой паспорт. Чертов псих!

– Вы мне об этом рассказали. Рассказали, потому что полностью мне доверяете. И я хочу, чтобы вы продолжили свой рассказ о том, что произошло.

Пациент трясет головой и предпринимает попытки встать с дивана.

– Я боюсь.

– Вам нечего бояться, – уверенно говорю я. – Вы в безопасности, никто не причинит вам вреда.

– Вы так ничего и не поняли? – раздраженно спрашивает он. – Очень важно, чтобы никто ничего не узнал.

– Почему?

– Потому что люди не поймут… Она много страдала из-за…

– Но теперь они далеко и не могут причинить вам вред. Они не могут навредить никому. Они ушли навсегда. Вам больше не нужно их бояться.

Пациент трясет головой так, будто мои слова его совсем не убеждают и он мне не верит.

– Что случилось в тот вечер?

– Драка.

– Вы сейчас говорите о Симоне?

– Да.

– Вы первым приехали в отель? Я имею в виду – раньше Эйба? Симона была с вами?

– Я приехал первым. Я сильно напился. Был расстроен. В какой-то момент я вышел из отеля и хотел уехать, но потом вернулся. Я говорил ему, чтобы он перестал мучить людей.

– О ком именно вы говорите?

– О нем, о том, что он с нами сделал.

– Говорите конкретнее.

– Не могу. Никто бы не понял…

– И он это сделал?

– Не знаю, я был напуган…

Пациент замолкает. Возбуждение нарастает. Он сжимает правую руку в кулак и несколько раз бьет в невидимую цель.

– Кровь, – шепчет он. Слезы текут по его щекам. – Кровь, как на шоссе. Шоссе серое, а все они мертвые. Я вижу ее. У нее в глазах кровь. Она плачет кровью.

Внезапно тело пациента сотрясает дрожь, как будто его ударило током. В уголках рта появляется белая пена. Он сгибает руки, словно пытается избавиться от тяжести, навалившейся на грудь. Пальцы сводит судорога, они становятся похожи на когти.

Заканчиваю сеанс и вывожу пациента из транса, но он лежит в той же позе. Нажимаю тревожную кнопку, тут же появляется медсестра.

Я задержался в особняке Джоша еще на пару дней, но мне так и не представилось возможности переговорить с ним еще раз. У него случился нервный срыв, хотя анализы не указывали на сколько-нибудь существенное ухудшение его здоровья. Но общее состояние Джоша заметно изменилось. Он даже не проявил интереса к результатам второго сеанса.

Я написал отчет и убрал его в сейф, ожидая, когда Джош захочет на него взглянуть.

Я не стал делать однозначные выводы, но не сомневался в том, что Джош был если не единственным исполнителем, то как минимум активным соучастником убийства той женщины.

Опираясь на полученную мной информацию, ни Джоша, ни Эйба нельзя было назвать потенциальным убийцей. Но есть люди, которым лучше было бы не встречаться. Бонни и Клайд, например. Это как химическая реакция – два безвредных вещества при смешении могут послужить причиной взрыва. В тот день, когда Абрахам Хэйл позвонил в квартиру Джоша в Нью-Джерси, их жизнь изменилась навсегда.

Кроме того, оставалось еще множество нестыковок и моментов, истинный смысл которых я так и не смог объяснить. Но я решил, что при тех обстоятельствах это было уже не так важно.

Перед отъездом, пока Уолтер относил мой багаж к машине, я зашел к Джошу попрощаться. Он лежал на кровати, его лицо и руки были белыми, как простыни. Он попытался что-то мне сказать, но не смог произнести ни одного членораздельного слова, а потом отмахнулся от меня с отвращением и отвернулся к стене.

Я не сомневался, что больше никогда его не увижу.

Перед тем как я сел за руль, Уолтер передал мне конверт с моим именем.

– От мистера Флейшера. Прошу вас, не вскрывайте его, пока не вернетесь в Нью-Йорк.