Эуджен Кирович - Дурная кровь

– Мы с Лаурой были не просто одноклассницами, мы были лучшими подругами. – Она посмотрела на официанта и показала пальцем на свой бокал. – Мы всегда согревали друг дружку, потому что в нашей жизни стояла вечная зима.

Клодетт вдруг умолкла, как будто забыла, о чем хотела сказать, потом залпом осушила второй бокал и с важным видом огляделась по сторонам. Наш столик стоял очень близко к горелке, но она, похоже, этого не чувствовала и продолжала сидеть в своем потрепанном плаще.

– Я в отчаянном положении, Джеймс. Два года назад один мой друг уговорил меня заложить квартиру и вложить все деньги в дело, которое в результате прогорело. После этого он исчез, и теперь мне буквально не на что жить. Мой муж умер пятнадцать лет назад, детей у меня нет, сестер и братьев тоже. Я одна-одинешенька и еле свожу концы с концами. Еще немного, и меня выкинут на улицу. Я этого не перенесу. Я не хочу доживать свои последние годы в убогом приюте для стариков только потому, что была настолько глупа, что доверилась другу. Я этого не заслужила.

С каждым глотком кальвадоса ее французский акцент усиливался, а мне становилось все труднее ее понимать. Когда она заказала еще один бокал кальвадоса, я понял, что действовать надо быстро: такими темпами она через полчаса напьется в стельку. Я заметил у Клодетт на руке старинные золотые часы – видимо, фамильная реликвия.

– Вам известно, что случилось с матерью Симоны, Клаудией Дюшан?

– Она умерла в конце восьмидесятых от перитонита. Я узнала об этом от своей матери, она была знакома с соседями Дюшан. Нас даже на похороны не пригласили. Насколько я поняла, она плохо себя почувствовала, но отказалась обращаться в больницу. А когда наконец обратилась, было уже поздно – сепсис. Не знаю, почему Лаура отказывалась со мной говорить все эти годы. Мы были как сестры.

Клодетт прикурила очередную сигарету и спросила:

– А теперь, может, вы предложите мне некоторую сумму за информацию, Джеймс? Вы такой же богатый, как Флейшер? Возможно, вы не в курсе, но несколько месяцев назад я ему позвонила и отправила письмо. Признаюсь: я просила у него деньги. Я знала, что у него их куры не клюют. И знала, что он не хочет, чтобы кто-то узнал о том, что знаю я.

Я прикинул, что Клодетт могла послать письмо примерно в то же время, когда Джош нанял меня. Таким образом, ее звонок мог стать катализатором его последнего усилия вспомнить, что же случилось той ночью.

– Когда именно вы ему позвонили?

– Четыре или пять месяцев назад, осенью… Кажется, это было в сентябре. Он, наверное, решил, что я какая-то старуха, на которую не стоит обращать внимание. Мы только один раз говорили по телефону, а потом он отказался со мной общаться. Позвонил какой-то мужчина, представился Уолтером, он был очень груб и сказал, чтобы я перестала звонить.

– Мистер Флейшер был серьезно болен.

– Знаю, вы мне говорили, но, если бы он хотел мне помочь, для такого богатого человека это было бы нетрудно. Да если бы я не была в таком отчаянном положении, я бы никогда не попросила его о помощи… Так что вы решили? Заплатите за информацию?

– Для начала я бы хотел узнать, какой информацией вы владеете.

Клодетт улыбнулась и подмигнула:

– Считаете, так это делается? Думаете, я глупая старуха и, стоит купить мне выпивку, я сразу заговорю?

– Нет, я так не думаю. Но прежде чем мы станем обсуждать другие вопросы, я должен знать, насколько ценная и важная эта информация.

– Думаете, я вас боюсь? – огрызнулась Клодетт. – С виду вы больше похожи на гангстера, чем на настоящего доктора. Пришли мне угрожать? Хотите заткнуть мне рот?

– Вовсе нет. Я всего лишь хочу, чтобы вы рассказали мне о том, что вам известно, а потом мы поговорим о деньгах.

Мне показалось, что Клодетт пытается как-то встряхнуться. Солнечный луч упал на ее лицо. Сквозь слой пудры на щеках и носу просвечивала сетка красно-синих кровяных сосудов, похожая на мятую репродукцию одной картины Джексона Поллока.

Клодетт огляделась по сторонам, как будто боялась, что нас могут подслушивать, и махнула в мою сторону сигаретой.

– Хорошо. Это информация о тех ребятах – Абрахаме Хэйле и Джошуа Флейшере.

– Продолжайте…

– Вы думаете, что один из них причастен к исчезновению Симоны? Или что они могли сделать что-то на пару?

– Я не знаю, Клодетт. Я здесь надеюсь выяснить, что все-таки произошло в ту ночь.

– Абрахам и мухи бы не обидел, а вот Флейшер… Он сознался в чем-нибудь перед смертью?

– Он утверждал, что мало что помнит о том деле.

– Он вас обманывал!

Она повысила голос, а потом снова с опаской огляделась по сторонам.

– Я уверена, он прекрасно знал о том, что там случилось и…

– Прежде чем мы продолжим, – перебил я Клодетт, – я хотел бы задать вам один вопрос. Кто из них двоих был любовником Симоны?

– О чем вы? Никто не был. Они были просто друзьями, ничего больше. Ребята увлеклись Симоной, это правда, она ведь была красавицей, но она их никак не поощряла в этом смысле.

– Мистер Флейшер говорил, что они с Симоной были любовниками.

– Ничего подобного, Джеймс. Я уверена. Для Симоны это было не больше чем игра. Поймите, два высоких красивых американских парня влюбились в нее по уши, посылали ей цветы, ухаживали… Ей это нравилось, но это был всего лишь флирт.

– Мистер Флейшер также утверждал, что Абрахам в тот период очень сильно пил.

– Еще одна ложь. Я ни разу не видела Абрахама пьяным, а вот Флейшера видела пару раз.

– Почему фонд отказал Эйбу в работе? Вы помните этот эпизод?

– Естественно, помню. Я же вам говорила – я там работала. Насколько помню, они получили анонимное письмо с компроматом на Эйба. Симона была расстроена и намекнула мне, что знает, кто прислал это письмо – бывшая подружка Абрахама из Америки. Она сказала, что Эйб решил все бросить и уехать в Мексику.

– В письме говорилось только о нем?

– Думаю, о них двоих. Симона отказывалась об этом говорить, и я не уверена, что она точно знала содержание письма. Если я что и узнала, так это от Лауры. Ей нравился Флейшер, и она рассказала, что, пока я была в Лионе на дне рождения у мамы, он преподнес ей очень красивый презент. Ювелирное украшение, как я поняла. А потом все это и случилось: Симона пропала, а Лауру отослали в швейцарскую клинику.

Клодетт заскулила, как раненое животное, у меня даже мурашки по коже забегали.

– Я знала, знала – от этих парней ничего хорошего не жди! Чувствовала, что надвигается что-то ужасное! Джеймс, можно я еще выпью? Вы не допили, вам не понравился кальвадос?

Я допил свой бокал и подозвал официанта. Настроение Клодетт сразу изменилось. Она улыбнулась.

– А теперь позвольте, я расскажу вам кое-что об этой семейке…

Клаудия Дюшан, мать Симоны и Лауры, родилась в Париже и в очень юном возрасте вышла замуж за красавчика-афериста, которого звали Антонио Майлло. Это было в начале пятидесятых, во Франции жизнь после войны была трудная. У Клаудии имелась куча братьев и сестер, а семья была небогатая. Антонио пообещал ей золотые горы и предложил переехать в Марсель. Она согласилась. Там он промотал те небольшие деньги, которые дали родители Клаудии, и спустя четыре года исчез, оставив Клаудию с двумя маленькими детьми. Клаудия вернулась к родителям – ей было просто некуда больше идти, но приняли ее холодно. Насколько я понял, бабушка Симоны страдала тяжелым невротическим расстройством, и жизнь с ней была не сахар.