Анна Малышева - Бессмертный грех

Но кое-какие различия все-таки имелись. Игорь Ромашин — демонстративный плейбой с цепким оценивающим взглядом, который, однако, в нужный момент наполняется теплотой и заинтересованностью. Женщины от таких взглядов млеют и начинают дрожать коленками.

Да и весь облик Ромашина тоже не оставлял женщинам никакой надежды на спасение — изысканный парфюм, дорогая и очень элегантная одежда с элементами творческой вольности… Саня бы сказала: стильно! То есть все приличия соблюдены, и прикид делового человека исполнен от и до — костюм, галстук, строгая рубашка, но пиджак богемного, чуть мешковатого покроя, узел галстука не затянут, а рисунок на нем весьма легкомысленный — бутылки, бутылочки и пузырьки.

Да, гореть бедным женщинам синем пламенем.

Коновалов обратил внимание, что у Ромашина иногда чуть подергивается правый глаз, что и было зафиксировано в блокноте с пометкой «понаблюдать». Нервный тик — вещь в принципе безобидная, но показательная — человек нервничает, а с чего бы? Не так уж страшен придурочный начальник Службы безопасности, чтобы глазом беспорядочно дергать.

Коля Белостоков — проще и неопытнее, во всяком случае, на первый взгляд. Он тоже метит в плейбои, но, кажется, пока не понял, как именно двигаться к заветной цели. Хочет казаться взрослее и увереннее, поэтому то и дело предпринимает дерзкие вылазки, но, как правило, на полпути сбивается, смущается и отступает. Вот и сейчас он три раза подряд пытался подшутить над Василием — и все три раза смущался и заливался малиновым румянцем. Коновалов с трудом удержался от того, чтобы дать ему отеческий совет: «Ты, дружок, уж если высунулся, так иди напролом».

А вот Володя Шелест производил впечатление уставшего и несколько пресытившегося мэтра. В нем не было ромашинской всегдашней заинтересованности и готовности, не было белостоковской прыти и робости, зато весь его вид говорил: «Уж я-то повидал на своем веку… Уж мне-то не рассказывайте…» И речь у него была ленивая и неспешная. Василию он напомнил породистого кота, заласканного хозяевами, который не унижается до того, чтобы тереться об ноги, — вот он сожрал полкило рыбы, лежит на солнышке, смотрит на воробья, присевшего в метре от его морды, и думает: «А мне это надо? Нет, можно еще и воробья сожрать, но зачем?» Сходство с котом усиливали светлые усы, куда Шелест то и дело прятал усмешки, и уютные свободные одежды — пушистый свитер и вельветовые широкие джинсы.

Как только последний коммерсант ушел, Василий выскочил из своей каморки и быстро направился к Сане. Не обращая внимания на ее обиженное лицо и протестующие жесты, он набрал номер Пожарского и попросил немедленно вызвать к себе всех сотрудников коммерческой службы.

— Мне надо, чтобы в ближайшие две минуты в их помещении никого не было.

Положив трубку, Василий выдал Сане четыре целлофановых пакетика и, схватив ее за руку, потащил в тот конец коридора, где располагалась коммерческая службы. Пожарский выполнил указание — в помещении не было ни души.

— Собирай окурки, — коротко бросил Василий. — А я постою на шухере.

— Мне всегда достается самая интересная работа, — недовольно сказала Саня, но послушно принялась опорожнять пепельницы.

— Ты что делаешь?! — накинулся на нее Василий. — Не все окурки ссыпай, бери по два-три. А то заметят.

— Зачем тебе окурки? — шепотом спросила Саня.

— Состав слюны хочу получить, — с готовностью ответил Василий.

Закончив с индивидуальными беседами, Василий перебрался в Санин кабинет — поделиться впечатлениями.

— Интереснейшие типажи, — почесывая пузо, разглагольствовал он. — Прям фарфоровые шкатулочки с двойными днами.

— У слова «дно», — строго поправила Саня, — нет формы множественного числа.

— Как нет? А если днов несколько? — удивился Василий. — Но не суть. Я к тому, что у каждого из них есть потайные шкафчики. Не простые ребята. Но знаешь, что странно — никто из них не похож на крысу. Не клеится к ним такая кликуха, ну никак! Хотя не люблю я такой злодейский тип героев-любовников.

— Так героев или злодеев? — улыбнулась Саня.

— Нет хуже злодея, — назидательно произнес Василий, — чем герой-любовник. Все эти донжуаны и прочие соблазнители — настоящие твари, скажу тебе. Кстати, мне совсем не нравится, что они работают в непосредственной близости от тебя. Поняла?

— Поняла, — засмеялась Саня. — При твоих связях с моими начальниками — тебе и карты в руки. Попроси Пожарского — он их уволит.

— Здрасьте! — Василий погрозил Сане пальцем. — А как же расследование проводить? Нет уж, пусть пока поработают. Я лучше попрошу, чтобы тебя уволили.

— Попробуй, — сказала Саня с угрозой. — Особенно мне интересно, как ты им объяснишь мотивы, по которым меня нужно выгнать.

— Очень просто! — Василий расплылся в довольной улыбке. — Я скажу, что ты и есть главная злодейка и убийца.

— Вполне в духе нашей милиции — вешать чужие преступления на ни в чем не повинных граждан.

Саня обиженно насупилась и уставилась в угол.

— Да ладно, если ты… — начал Василий, но тут дверь распахнулась, и на пороге появился Пожарский. Выглядел он настолько плачевно, что и Саня, и Василий испуганно охнули.

— Там… там… там! — хрипло выкрикнул он.

— Что?! — Василий вскочил, опрокинув стул. — Опять убили кого-то?

— Убили, — кивнул Пожарский. — Причем зверски.

Записаться в секцию карате Ларису надоумила, конечно, Верка.

— Польза тела плюс чувство относительной уверенности. Иди, я знаю адресок хорошей секции.

Муж одобрил ее новое занятие — молодец, умение защитить себя в наше время никому не помешает.

Так в ее жизни появился Левушка — милый, мягкий, деликатный инструктор карате. Он научил ее правильно дышать, легко перекидывать через спину стокилограммовых мужиков и с силой бить ногой в висящую на уровне головы «грушу». А также завершил ее нравственное падение. Причем с остатками Ларисиной нравственности он расправился намного раньше, чем научил ее азам восточного единоборства.

Лариса продолжала считать, что все произошло случайно, но вместе с тем признавалась сама себе, что Левушка — из разряда тех случайностей, которые круто замешены на закономерности. Если бы не он, Лариса точно сошла бы с ума или наглоталась таблеток, что, впрочем, только подтвердило бы диагноз. А Левушка ее спас, он вытащил ее из той ямы-западни, из той камеры-одиночки, в которую она сама себя загнала.

Когда она поняла, что не может развязать узел муж — Крысь и что это не просто какой-то там узел, а удавка на ее шее, Лариса впала в смертельную тоску. Крысь опять озверел, и от ласковых уговоров перешел к угрозам. Он обещал «в случае чего» подставить Ларису «по полной программе». «В случае чего» означало: если Лариса в ближайшее время не примет решения уйти от мужа.