Ирина Левит - Занавес, господа!

— Точно. Именно так! — Похоже, озарение снизошло и на Сергея Павловича. — Я утром пошел за хлебом, купил в киоске "Досуг" и только переступил порог квартиры, как пришел Глеб. Буквально тут же. Он сказал, что принес деньги.

— Много? — задал я бестактный, но необходимый вопрос.

— По нашим представлениям — да. — Сергея Павловича мое любопытство не смутило. — По сути все наши сбережения. Девятьсот долларов. Глеб вернул те же купюры, что у нас брал, — девять стодолларовых купюр, практически совсем новых.

— Глеб очень торопился, — уточнила Вера Аркадьевна, — даже в квартиру не стал проходить, отдал деньги и распрощался до вечера. И Сережа торопился, ему надо было на базар, мы ведь ждали гостей. Он тоже почти тут же ушел, но сначала взял, что было под рукой, то есть газету "Досуг", вынул лист, завернул деньги и спрятал в наш тайник.

— В тайник? — переспросил я.

— Ну, если это можно так назвать. — Вера Аркадьевна также, как и ее муж, не сочла мое любопытство предосудительным.

— А вы не могли бы проверить?

— Разумеется. Пойдемте.

Я слегка опешил. Впервые мне, тем более люди малознакомые, предлагали продемонстрировать свой тайник.

— Мы вам доверяем, — словно прочитав мои мысли, сказала Вера Аркадьевна. — Вы ведь друг Вареньки.

— И многие знают про ваш тайник? — Я почти не сомневался, что все прочие друзья уж точно в курсе. Но на удивление ошибся.

— Глеб знал, а больше… Сережа, ведь больше никто?

Кавешников кивнул. — Нет, никто. В этом просто не было нужды.

Ну да, конечно, всего лишь навсего ни у кого из их приятелей не возникло нужды взглянуть на чужой тайник. А если бы такая нужда возникла, то — пожалуйста, всегда готовы продемонстрировать воочию. Как мне, например.

Кавешниковы провели меня на ту самую злополучную кухню, где я в первый и последний раз увидел источник наших сегодняшних хлопот — Глеба Потоцкого. Вера Аркадьевна показала на висящие рядом с тумбой старые настенные часы в резном деревянном корпусе с дверцей. Сергей Павлович придвинул табуретку и взгромоздился на нее.

— Эти часы давно не ходят, — пояснила Вера Аркадьевна, — но их купил еще Сережин дед. Они с особенностями были. Например, когда стрелка показывала двенадцать дня, играла музыка Штрауса, а когда заканчивался завод, раздавался сигнал, что-то типа удара в колокол. Закрываются они обычно — на дверце есть крючок и его надо набросить на штырек. А открываются с сюрпризом. Прежде чем крючок поднять, надо на штырек, как на кнопочку, нажать. Теперь такие часы уже не делают, а ведь они очень симпатичные. Висят у нас по сути для красоты.

— И немножко для дела, — произнес сверху Сергей Павлович, открывая дверцу резного футляра, где собственно и покоились часы. Большой латунный маятник спал вечным сном, прикрывая своей круглой блестящей грудью пакет, который извлек Сергей Павлович.

Кавешников довольно легко для своего возраста спрыгнул с табурета, после чего развернул пакет, извлек аккуратную стопочку стодолларовых купюр и протянул мне газетный лист.

— Это то, что вам нужно?

Нет, это было не то, что мне нужно. Это была страница из газеты "Досуг", но не та, которую я искал. Причем мне показалось, что эту страницу я уже видел. И самое примечательное, что Вере Аркадьевне показалось то же самое.

— Позвольте, позвольте, я совершенно определенно это читала. — Она показала на довольно большую статью под грозным названием "Тайный враг — гипертония". — Мне кажется, эту страницу ты, Сережа, оставлял. Разве ты в нее заворачивал? — Сергей Павлович неопределенно пожал плечами. — Впрочем, я могла что-то напутать. Наверное, мне просто кто-то давал эту статью почитать. Сейчас ведь столько газет, и они часто пишут об одном и том же, а гипертония — это такое дело… Со всеми этими событиями начинаешь все забывать.

Вера Аркадьевна зря на себя наговаривала. Ее профессиональная память на тексты была еще очень и очень. И моя — тоже. Я чуть-чуть напряг голову и вспомнил эту страницу. Вернее, ее близнеца, закончившего свою просветительскую миссию в мусорном баке. А это означало одно: после того, как Кавешников спрятал сверток, в тайник кто-то заглянул и подменил газетную страницу — ту самую, где красовалась фотография Глеба с девицей из бара. Это мог сделать только сам Глеб.

Когда Сергей Павлович заворачивал деньги, Потоцкий, вероятно, увидел собственную фотографию. Что он испытал — гадать не стану, но, полагаю, это были не самые приятные минуты в его жизни. Однако эти минуты подтолкнули его к действиям, которые вполне могли стать основой какой-нибудь захватывающей пьесы. Зная, куда спрятаны деньги, Потоцкий вечером, во время телефонных переговоров, воспользовался всеобщей суматохой, чтобы проскользнуть на расположенную в дальнем конце квартиры кухню, залезть в тайник и подменить газетную страницу.

То, что он взял другую страницу, но из той же самой газеты, говорит о нем как о человеке предусмотрительном. Но он никак не предусмотрел, что именно в то самое время его убьют, компрометирующая страница исчезнет, оставив след в виде клочка, зажатого в кулаке, но и он сам, Глеб Потоцкий, исчезнет из мира живых. Страницу скорее всего забрал убийца — по крайней мере у Глеба ее не нашли. Но зачем? И кто он такой?

— Ничего не понимаю! — раздалось за моей спиной. Сергей Павлович внимательно разглядывал деньги, веером зажатые между пальцев. — Здесь не хватает трех сотен. Но это не может быть! Я их считал!

Из всей компании Кавешниковых Марина Ивановна мне нравится меньше всех. Я не люблю, когда человек похож на таблицу умножения. Дважды два — только четыре и никаких вариантов. Я вообще не понимаю, как она может заниматься искусством — предметом без всяких очертаний. Вот прямые линии проводить — это другое дело. Но Марина Ивановна выписала такую кривую, что впору разувериться в моей хваленой интуиции. Оказывается, она все знала про грехи молодости собственного мужа. Более того, относилась к этому спокойно. Хотя, если хорошенько вдуматься, при ее холодном рассудке она так и должна была поступить — воспринять это как данность, от нее независящую. Например, как зиму или лето. Но с такой страстью вступиться за Елену Витальевну!.. Я была потрясена! А с другой стороны, почему бы и не вступиться? Витимова сделала все, чтобы не омрачить семейную жизнь Струевых. Даже денег не просила — Струев сам давал. А Елена Витальевна еще, небось, отказывалась. Даже наверняка отказывалась. Действительно, святая женщина! А Марина Ивановна — разумная.

… Мы с Погребецким отчитывались Земцову о прожитой жизни, хотя могли этого и не делать. Он нам не начальник, а мы ему не подчиненные. Но кого сейчас волнуют такие тонкости? Иван слушал, кивал и время от времени повторял: "Хорошо". На самом деле не просто хорошо, а очень даже здорово! Это я об Игоре и его походе в гости к Кавешниковым. Он вообще в нашей охоте за убийцей Глеба, как якутский стрелок: бац! — и белку в глаз. Не то что я — специалист по пустышкам. За что ни ухвачусь, тут же можно выбросить за ненадобностью. Вот и сейчас: влезла в тайны чужой личной жизни. Мне это надо?