Ирина Левит - Занавес, господа!

— Да уж, думаю, до этого не дойдет. Разве что кусок колбасы из холодильника, — попытался пошутить Костя. Получилось довольно натянуто.

— Мы ведь договорились. — Я стала строгой. — Ты мне помогаешь без лишних слов. Разве — нет?

— Разве — да, — вздохнул Поспелов.

— Тогда так. Видишь эти часы на стене?

Костя поднял глаза, их голубизна стала чуть более тусклой.

— Они не ходят.

— Неважно. Бери табуретку и ставь сюда. — Я кивнула в сторону тумбы. — Отсюда легче дотянуться.

Костя нахмурился, хотел что-то сказать, но передумал. Потом взял табуретку, занес было ногу, но вдруг резко отдернул ее, крепко взялся руками за сидение и встряхнул, как бы проверяя на прочность.

— А то еще свалишься, — буркнул он и тут же, безо всякого перехода, разулыбался. — Ты думаешь, я — часовой мастер?

Мне очень хотелось сказать, что я на самом деле думаю, но я сказала совсем другое:

— А теперь открывай дверцу часов.

Костя хмыкнул и дернул за крючок. Крючок даже на миллиметр не сдвинулся. Костя озадаченно уставился на запертую дверцу, а я — на Костю. Это было странно. И не просто странно, а почти необъяснимо.

— Штырек, на который наброшен крючок, — нажми на этот штырек, — подсказала я.

Костя удивленно пожал плечами и ткнул пальцем в штырек. Крючок отскочил, и дверца часов сама собой открылась.

— А теперь пошарь за маятником.

— Слушай, это уже через чур! Что ты, в конце концов, хочешь?!

Костя резко обернулся, табурет слегка качнулся, взгляд Поспелова упал вниз, и я увидела прямо-таки безумный ужас, промелькнувший в Костиных глазах. Словно под ним пол провалился до самого подвала. Продолжалось это секунду, может, даже меньше, после чего испуганное лицо Кости приняло рассерженный вид.

— Ты ничего не объясняешь! Я тут, как дурак, по чужим тайникам шарюсь! — взъерепенился Костя.

— А откуда ты знаешь, что здесь тайник?

— А?! Ну конечно! Кругом ведь все дураки! — фыркнул Поспелов, но все же сунул руку за маятник и извлек оттуда пакет.

Он стоял ко мне спиной, и мне очень хотелось, чтобы именно спина была зеркалом души. Но если она и была зеркалом, то плотно затянутым трикотажной футболкой. Не говоря ни слова, Костя спрыгнул с табурета и швырнул пакет на стол. Он был зол и ничуть этого не скрывал.

— Нет, я точно — дурак! Тебе понадобилось залезть в чужой тайник и ты использовала меня. И все потому, что я согласился тебе помочь. Хорошенькое дельце! А, может, тут бриллианты? Или ценные документы?

— Здесь деньги. — Я развернула пакет. — Шестьсот долларов.

— Ну и что с того? — Костя смотрел на меня с вызовом.

— А было девятьсот, — сказала я как можно спокойнее.

— Да хоть тысяча девятьсот! Тебе-то какое дело? Что их Кавешниковы украли, что ли?

— Нет. Это у Кавешниковых украли. Триста долларов. И сделал это ты.

Я никогда бы не поверила, что наш лучезарный Костик способен впасть в такую ярость. Матом он меня не обложил только потому, что вообще не матерится. Зато всего остального я наслушалась выше крыши. Костя буйствовал минут десять, никак не меньше. Все это время я хранила воистину христианское смирение, пытаясь дождаться, когда он умолкнет хоть на мгновение. Мое прямо-таки вызывающее поведение добавило еще минуты три этому действу. Наконец Костя выключил звук, намереваясь перевести дух, и я, тихая и кроткая, получила шанс рявкнуть — негромко, но внушительно.

— Прекрати устраивать сцены! Именно этих денег тебе со Струевой не хватало, чтобы расплатиться за ремонт машины!

— Чушь! — снова вскипел Костя. — Я одолжил деньги у своего бывшего одноклассника!

— Да неужели? И у кого именно?

— У Андрея Петровича Свиридова, директора фирмы "Рубикон". — Костя разом выпустил ярость, словно пар, но зато весь налился ядом. — Тебе дать его телефон? А то пожалуйста, можешь устроить проверочку.

— И когда же ты одолжил эти деньги?

— В нынешний понедельник. И сразу же машина вернулась в гараж. Или, может, я ее на толкучке загнал? И вообще, ты что же меня специально сюда затащила? Провокацию решила устроить?!

Ну вот и прозвучало это слово — провокация. Прав был Земцов, ох, как был прав! Но мне что, я — частный детектив. Меня не обвинишь, что я деньги налогоплательщиков трачу на то, чтобы издеваться над этими самыми налогоплательщиками. И потому я сказала как можно ехиднее — чтобы в одном с Поспеловым ключе:

— Да, провокацию. Очень мне хотелось на тебя посмотреть в обстановке, приближенной к боевой. Что б как в ту субботу было, когда ты, неведомо откуда прознав про тайник, сюда полез, а Потоцкий тебя за этим позором застукал. На свою беду. Потому как, не знаю, что ты ему наговорил, а только видела, как ты его по голове молотком огрел. С точным знанием анатомии.

— Ты видела, как я его огрел?!

— Я знаю, что ты это сделал!

Костино лицо словно снегом залепило — таким оно стало белым и холодным. Поспелов шагнул на меня, но я не отступила. Знание правил борьбы в данном случае перевешивало знание анатомии. Я уже изготовилась нанести удар, с учетом все той же анатомии, но Костя вдруг резко развернулся и, бросив мне в физиономию "Ты это докажи!", выскочил из кухни. А еще через секунду я услышала грохот захлопнувшейся входной двери.

С минуту я тупо рассматривала уснувшие вечным сном часы Их закоченевший маятник висел, как медаль на шее мертвой собаки. Потом залезла на табуретку и закрыла дверцу: крючок набросился на штырек с легким щелчком. Я закурила и стала шарить глазами в поисках чего-нибудь, что могло бы сойти за пепельницу, увидела на подоконнике жестяную крышку, подошла и плюхнулась на зажатую между стеной и столом табуретку. Раздался скрип. Я подскочила — вот что значит нервное напряжение! Одна ножка поползла в сторону, и я чертыхнулась. Не хватало только грохнуться с поломанного табурета, треснувшись по пути о край подоконника.

Нет, есть своя польза в мелких опасностях! Особенно после крупных, когда стоишь лицом к лицу с человеком, который отправил на тот свет вполне крепкого мужика. Голова начинает по-другому работать. Вопросы другие возникают. И, не исключено, что ответы тоже.

Я опять явился без приглашения. Но на сей раз уже утром. Дверь долго не открывали, однако я знал, что она смотрит на меня в дверной "глазок". У меня достаточно хороший слух, чтобы услышать ее шаги в коридоре. Ей понадобилась не одна минута, чтобы выбрать из двух зол наименьшее: смириться с моим визитом или терпеть назойливые звонки, которые не обещали умолкнуть. Она выбрала меня, что, впрочем, не стоило расценивать как знак благосклонности.

— Ты, наверное, спала, — подсказал я приличествующее оправдание ее негостеприимству.

— Я никогда не сплю в это время, — отвергла Валерия подсказку, быстрым взглядом пробежав по моему лбу.