Юрий Курочкин - Тобольский узелок

Тот понимающе подмигнул ему, приложив палец к губам, и принялся тихонько выстукивать стену. Оба напряженно вслушивались.

- Есть,- сказал наконец печник, привалившись к стене ухом и осторожно постукивая вокруг найденной им точки, определяя границы внутренней пустоты.

- Та-ак,- сказал удовлетворенно Михеев, блестя глазами, и сел.- Так, друг ты мой милый… Теперь да-вай-ка мы с тобой покурим.

Они курили и думали, каждый о своем. Видно было, что печнику очень хотелось спросить о чем-то, и он уже не раз, отрываясь от папиросы, поворачивал голову, но сразу же одергивал себя и снова посасывал свою «Красную звездочку».

- Вот так,- сказал, докурив, Михеев.- А теперь зови-ка всех сюда. Всех.

Пуйдокас вошел первым, по-прежнему с книгой в руках. Он был все так же спокоен внешне, только в глазах появилось что-то новое, не то недоумение, не то растерянность.

- Начнем, ребята,- как ни в чем не бывало обратился Михеев к печникам, показывая на очерченный прямоугольник.

Снова застучали топоры, брызнули осколки кирпича, потянулись облачка бурой пыли. На этот раз Михеев смотрел не туда, а на Пуйдокаса.

- Садитесь, Константин Иванович,- указал он на топчан и даже смахнул с него перчаткой пыль.

- Благодарю,- коротко ответил Пуйдокас, но остался стоять, прислонившись к стене, с заложенными назад руками. Он уже явно беспокоился, бросая быстрые, напряженные взгляды на работающих и раздраженно отмахиваясь книгой от летевшей в его сторону пыли, которой он там, внизу, словно не замечал. Михеев открыл окно, и пыльное облачко поплыло на золю.

Когда обломок кирпича упал внутрь, обнажив в стене черный глазок пустоты, Пуйдокас закрыл лицо руками и сел на подвернувшийся ящик.

Но тут Михеев отвернулся от него: его слух снова уловил пустоту. Опершись ладонями на топчан и откинувшись назад, он вглядывался в расширяющийся пролом. Еще пять-шесть ударов, и…

Он невольно вздрогнул, услышав вопль Пуйдокаса. С искаженным лицом тот подскочил к стене и вцепился в кирпичи, пытаясь расширить пролом. Печники в удивлении отступили, вопросительно глядя на Михеева, как и оперативники, двинувшиеся было к Пуйдокасу. Но Михеев чуть заметно махнул им - не мешайте.

Срывая в кровь руки и чертыхаясь, Пуйдокас рвал стену, ожесточаясь ее сопротивлением. Выхватил у печника топор, стал с яростью, не глядя, колотить им, отплевываясь от летящих в рот брызг.

Наконец можно стало увидеть, что там, внутри. Пуйдокас заглянул. Потом выпрямился, вытер окровавленной рукой пот с лица, обессиленно выпустил топор и, коротко выругавшись, отошел к окну. Стоял там, тяжело дыша и отплевываясь.

Все бросились к пролому. Мешая друг другу, стукаясь лбами, заглядывали в смутную темь, курящуюся красноватой пылью… Там, на дне, сквозь обломки кирпича виднелись лишь обрывки бумаги и заскорузлая, с пятнами глины тряпка. Вытащив бумагу с помощью мастерка, Михеев разглядел кусок газеты и с удивлением прочитал ее дату: июнь 1924 года…

- Это как же…

Но он не успел докончить. Все рывком повернули головы к окну. Там на фоне синего весеннего неба вырисовалась грузная фигура Пуйдокаса и тут же исчезла. Растопыренная, словно в прощальном приветствии, четырехпалая ладонь у края карниза - последнее, что увидел Михеев.

Выбежав с черного хода во двор, Михеев еще с крыльца разглядел на грязно-сером снегу темное пятно- тело Пуйдокаса.

Воображение уже рисовало страшную картину: кровавый мешок костей и мяса, размозженная голова, брызги мозгов на заледенелых плитах двора…

Ничего этого не было. Пуйдокас боком лежал на куче перемешанного со снегом мусора, подтянув колени к груди. Ни крови, ни разбрызганных мозгов. Пальцы руки, откинутой в сторону, слабо сжимались и разжимались, будто разгоняя усталость или призывая кого-то.

Михеев наклонился над Пуйдокасом. Один его глаз заплыл сплошным синим кровоподтеком, зато другой хищно сверкнул из-под нависшей густой брови.

- Что с вами? Вы можете говорить? - спросил Михеев прерывающимся голосом.

- Пся крев!..- просипел коснеющим языком Пуйдокас, сверля единственным зрячим глазом Михеева. Потом вздохнул и закрыл и этот глаз.

- Грех-то какой! Упал, стало быть? - услышал Михеев голос и обернулся. Сзади стоял дворник, при фартуке и с лопатой в руках.

- Ба!.. Да это печничок никак…- сказал дворник, вглядываясь в лицо Пуйдокаса.

- Какой печник? - раздраженно спросил Михеев, но, вспомнив, что все они сегодня печники, чертыхнулся.

Сотрудник побежал за машиной.

В больнице, куда привезли Пуйдокаса, профессор - полный желчный старик с жестким ежиком седых волос над большим морщинистым лбом - после осмотра больного сказал, отчужденно глядя на Михеева:

- Жить будет. Однако какого черта он?.. Впрочем, это ваше дело. Серьезных повреждений, опасных для жизни, нет. Хотя с позвоночником еще не все ясно. Рентгена, к сожалению, пока нет - барахлит. Диагностируем по способу Эскулапа. Но речи лишен надолго. Может быть, навсегда. Передвигаться тоже сможет не скоро. За транспортабельность не ручаюсь. И вообще - выйдите пока отсюда.

- Но он же что-то пытался сказать мне там, на месте падения. Кажется, выругался…

- Удивительно,- недоверчиво и даже иронически посмотрел на Михеева профессор.- Но не невозможно. Нервный спазм…

Обратный путь опять привел Михеева к злополучному дому. У ворот все с той же лопатой в руках стоял дворник и приветливо, как знакомому, улыбнулся.

- Как, будет жить печничок-то ваш, или уж все, царствие небесное?

- Знакомый он вам, я вижу? - осторожно спросил Михеев.

- Знаком не знаком, а видал,- усмехнулся старик.

- Жить будет, но ушибся сильно.

Собеседники были явно заинтересованы в продолжении разговора, стараясь, однако, не показать этого друг другу.

- Ишь ты, повезло. С экой верхотуры свалился.., Папиросочкой не угостите?

- Пожалуйста. Звать-то не знаю как…

- Зови Акимом Васильевичем, значит.

Закурили, выжидательно поглядывая друг на друга - кто сделает первый ход.

- А где ж вы с ним виделись, Аким Васильевич? - решил взять на себя инициативу Михеев.

- Здесь вот и виделись. У ворот. Этак же вот беседовали.

- Когда?

- Года полтора-два, надо быть. Постой… Лето было. Значит, скоро два.

- Да уж расскажи, что и как. Вспомни.

- Интересуешься? - со вкусом потягивая душистую папиросу, понимающе прищурился дворник.

- Есть интерес.

- Да что тут вспоминать-то,- играл в таинственность дворник, догадываясь, что беседа эта неспроста.-

Пришел вот так же. Меня встретил. Спрашивает, не надо ли печи-дымоходы проверить. Он-де слышал, неисправности есть.- А ты можешь? - говорю. Потом вижу - облик не тот, на мастерового не похож. Опять же руки чистые, нет того, что у нашего брата, кто с грязью да с сажей дело имеет.- Могу,- говорит. Ну, можешь, так иди к начальству. Оно такие дела решает. Мы народ рядовой, сполняй, что приказано.