Владимир Гриньков - Когда умирает ведьма

— Вы в машину ко мне садитесь, — предложил частный детектив Пахарь. — Свой гражданский долг в тепле исполнять гораздо приятнее.

— Да! — подтвердил Викентий Николаевич. — Я очень благодарствую!

В салон машины он втиснулся с энтузиазмом, подтверждающим его безусловную готовность заслужить прощение за былые недомолвки.

— Если хотите, я могу подписать, — предложил он. — За укрывательство, в смысле.

— За какое укрывательство? — не понял Пахарь.

— За лжесвидетельство и укрывательство фактов.

— А-а! В этом нет необходимости, — сказал Пахарь. — Мы с вами неформально пообщаемся. Без протокола.

Викентий Николаевич благодарно улыбнулся. Его теперь можно было брать голыми руками.

— Вы в курсе всех дел должны быть, — сказал Пахарь доброжелательным голосом доки-следователя, который видит человека насквозь. — Потому, что от тропаревского дома из деревни никак не выехать, кроме как мимо вас. Правильно я понимаю?

Викентий Николаевич кивнул и застенчиво улыбнулся.

— Седьмого, значит, Тропаревы Зинаиду выставили, — сказал Пахарь.

— Седьмого! — подтвердил собеседник.

— И она к вам сразу побежала докладываться? — не поверил Пахарь.

— Нет, восьмого числа у меня с ней был разговор, — сказал Викентий Николаевич, обрадовавшись, что может чем-то помочь следствию. — По пути, значит, с места работы к месту ее проживания, так сказать, я ее остановил и имел с ней разговор на предмет, как бы это выразиться…

— Да вы не волнуйтесь.

— Все-таки допрос! — сказал Викентий Николаевич и посмотрел жалобно, прося о снисхождении.

— Не допрос, а неформальная беседа, — мягко поправил Пахарь. — Улавливаете разницу?

— Ну, конечно! — с готовностью подтвердил собеседник и судорожно вздохнул. — Да, так я про восьмое не дорассказал.

Идет Зинаида, вся такая расстроенная, а ведь только что к Тропаревым прошла. И вдруг возвращается — странно!

— А чего же тут странного?

— Не было такого никогда! Работа есть работа! Утром пошел, вечером вернулся! Мне в окошко видно, я ведь в курсе! А тут такие несуразности! Я к Зинаиде, как там, мол, и что. Ну, она и сообщает: я в отпуске! А сама чуть не в слезах.

— Так ее восьмого в отпуск отправили?

— Седьмого. Накануне. Приехали хозяева и сразу ей про отпуск.

— Это она вам сказала — что седьмого?

— Сама она, да.

— А вы лично вечером седьмого видели машину Тропаревых?

— Видел.

— Сумерки все-таки, — вспомнилось Пахарю. — Может, ошиблись?

— Как же я ошибся, если их машина мне известна?

— А вскоре после того, как проехала машина Тропаревых, вы видели, как Зинаида домой пошла.

— Точно!

— И что она вам на следующий день сказала?

— При встрече?

— Да. Когда вы ее по пути из тропаревского дома перехватили.

— Сказала, что в отпуске.

— А что еще сказала?

— Больше — ничего.

Похоже было, что не врал. Пахарь, по крайней мере, лукавства в собеседнике не угадывал.

— Теперь еще про Люду Тропареву, — подступился к главному Пахарь. — Вы ее в эти дни видели, седьмого, восьмого?

— И седьмого, и восьмого.

— Неужели? — не смог сдержать удивления Пахарь.

— Седьмого вечером она с электрички шла. В двадцать один девятнадцать прибытие. Зимнее расписание, электричек мало, легко запомнить. Ну и на следующий день. Видел, что к Кривуле она ходила.

— Восьмого? — уточнил Пахарь.

— Восьмого. А потом Кривуля вдруг пришла.

— Куда пришла? — опешил Пахарь.

— К Тропаревым в дом.

— А Люда?

— Люды не было.

— Но вы точно видели, что Кривуля?

— У меня зрение о-го-го! — сказал Викентий Николаевич. — Что я — Кривулю не знаю?

— Мне она показалась старушкой диковатой, — признался Пахарь. — Какие же дела у нее могли быть с Тропаревыми?

— Никаких! — решительно мотнул головой Викентий Николаевич.

— Но ведь пришла!

— Загадка! — кивнул Викентий Николаевич. — Тут моя фантазия буксует! Дел у них общих не было, и вообще Кривуля со всей деревней в контрах. Кому с колдуньей дело хочется иметь? Хоть и не верят, а все же неприятно. А тут — пришла! Загадка! — снова повторил он.

— Долго в доме пробыла?

— С часик прогостила.

— Ого! — приподнял бровь Пахарь. — О чем же они целый час могли беседовать?

— Этого я не знаю, — прижал ладони к груди Викентий Николаевич. — Час прошел, смотрю: Кривуля к себе возвращается.

— А Тропаревы когда уехали?

— Куда уехали? — не понял Викентий Николаевич.

— Восьмого числа или позже они куда-то уехали на своей машине.

— Да? — удивился осведомленности своего собеседника Викентий Николаевич. — Не видел, если честно.

— Мне Люда Тропарева сказала, что ее родители исчезли, и с ними исчезла их машина. А потом, позже, Люда нашла эту машину на площади трех вокзалов. Ей якобы Кривуля подсказала, где машину надо искать.

Викентий Николаевич не пытался оспорить услышанное, но вид имел крайне озадаченный.

— Хотите сказать, что никуда Тропаревы не уезжали? — невесело усмехнулся Пахарь. — Вот и я что-то перестал в это все верить. Потому что еще мне Люда Тропарева говорила, что последний раз видела своих родителей в первой половине дня седьмого числа. А сейчас выясняется, что она еще и седьмого вечером могла их видеть, и восьмого утром. И машина их, якобы пропавшая, стояла дома в гараже. А вы Тропаревых, кстати, когда в последний раз увидели?

— Восьмого утром.

— Где?!

— На улице. Я Зинаиду остановил, и мы с ней общались. А Борисыч вышел из ворот и в нашу сторону — зырк! Посмотрел, вроде как с претензией.

— К кому?

— А ни к кому. Что ему за надобность? Видно только, что не в духе. И Зинаида сразу же ушла. Ей неприятно, все же он ее хозяин.

— А Тропарев что?

— Развернулся и ушел в ворота. Даже не поздоровался. Говорю — не в духе!

— И после этого вы его уже не видели?

— Нет, обоих их из виду потерял: и Борисыча, и жену его.

— А Люда?

— Люда к Кривуле переселилась.

— Это уже после пожара? — уточнил Пахарь.

— Не-е. Она сразу. Не захотела, видать, жить в родительском доме. Разонравилось ей. А уж позже там полыхнуло. Горело будь здоров, как бензином кто полил. А, может, и вправду бензином? — дозрел до догадки Викентий Николаевич. — Все-таки поджог, я здесь не сомневаюсь даже.

Огонь в камине догорал, и всепроникающая темнота разливалась по гостиной, заполняя все закуточки-уголки, оставив Наталье и Люсе крохотный освещенный пятачок перед камином. Люся завороженно смотрела на вспыхивающие то там, то здесь останки прогоревших дров, и отблески пламени отражались в ее глазах недобрым огнем.

— Я не могу тебе объяснить, как это чувствуется, — когда перед тобой не те люди, которых ты знал прежде, — сказала Люся. — Я просто вижу — и все. Другого объяснения у меня нет.