Владимир Гриньков - Когда умирает ведьма

Он замолчал, и в гостиной повисла недобрая тишина. Калмыков скосил глаза и смотрел на портреты супругов Тропаревых, не мигая.

— Это Микси рисовал? — спросил он, наконец.

Наталья закивала часто-часто, глядя на Калмыкова заплаканными глазами.

— Но этого не может быть, — сказал Калмыков, будто уговаривая себя. — Ведь он не мог их видеть.

— В том-то и дело! — с готовностью подсказала Наталья.

— Он не мог их видеть! — возвысил голос Калмыков, заметно раздражаясь. — Их не было здесь! По крайней мере, здесь не было самого Тропарева, здесь была только его жена…

— Когда? — спросила Наталья, ужасаясь.

Калмыков зло засмеялся, обнаружив ее мистический страх. — Не сейчас! — сказал он. — В прошлом году! Она летела из Стамбула, Москва не принимала, и запасные аэродромы в Питере и Нижнем Новгороде были закрыты по метеоусловиям. Их посадили в Хельсинки, а я как раз был здесь. Тропарев это знал, он позвонил мне, я связался с его женой и забрал ее из аэропорта. Их не выпускали из транзитной зоны, а у нее была открыта шенгенская виза, я забрал Тропареву, привез сюда, а на следующий день мы машиной уехали в Москву. Но никакого Микси тут близко не было!

Он потер лоб, размышляя.

— Он не мог их видеть! — повторил, как заклинание, Калмыков. — Потому что их уже не было в живых! Я своими глазами видел их кости! Это их кости! — уговаривал он себя.

Но портреты не давали ему покоя, супруги Тропаревы словно смотрели на него с насмешкой.

— Всему должно быть объяснение! — сказал Калмыков. — Рациональное! Все в жизни можно объяснить рационально! Все! А ахинею, всю эту мистику, люди пристегивают от недостатка информации!

— Леша! — сказала дрожащим голосом Наталья. — Не все можно объяснить! Я сама видела этого… который ночью выходит из леса… если не веришь мне, так спроси Михаила…

— Спрашивал! — отмахнулся небрежно Калмыков. — Призраки бесплотны, Натка! У призраков крови нет! А этот кровью брызгал до самой дороги!

Он уже что-то для себя решил. Поднялся из-за стола, похлопал по плечу охранника:

— Поехали!

— Ты куда собрался? — всполошилась Наталья.

— К финнам. Если Микси это рисовал — так с ним и разговаривать! — рубанул ладонью воздух Калмыков. — Должно быть всему этому какое-то разумное объяснение!

Было что-то завораживающее в его уверенности. Наталья вытерла слезы с лица. Калмыков и Михаил спустились вниз. Хлопнула входная дверь, потом за окном завелся двигатель машины.

— В доме есть какое-нибудь оружие? — спросил Богдан.

— Пистолет у охранника, — ответила Наталья.

— А еще что-нибудь?

— Нет, — сказала Наталья. — Ничего. А что случилось?

— Он убьет эту девчонку и убьет меня.

— Что ты такое говоришь! — поморщилась Наталья.

— Ты ведь хотела вызвать мне такси, — сказал Богдан. — Но не вызвала. Это ведь он сказал, что такси не нужно?

— Да.

— А за десять минут до того он говорил, что такси нужно.

Да?

— Да.

— Что такого в эти десять минут произошло?

— Ничего, — растерянно пожала плечами Наталья.

— Подумай, — предложил Богдан. — Вспомни. О чем вы говорили, после чего такси отменили?

— Мы говорили про Люду, — сказала неуверенно Наталья.

— Что именно?

— Я спросила, уедет ли Люда с нами.

— А он что ответил?

— Что уедет, конечно.

— Так! Не то! Что-то еще было!

— И еще, что ты сказал, будто Калмыков хочет убить Люду, — упавшим голосом сказала Наталья, вспомнив.

— Мне хана! — оценил Богдан, и его лицо вмиг посерело, словно жизнь из него стала уходить прямо сейчас.

Выехали к зимнику. Калмыков остановил машину. Зимник убегал вправо и влево от них, а впереди, выхваченная светом фар из темноты, виднелась уводящая в лес узкая дорога.

— Ты до этого зимника в тот раз добежал? — спросил у охранника Калмыков.

— Да. Только я бежал вон там, левее, по следам.

— И на зимнике следы потерялись.

— Вы же видите, Алексей Иванович, здесь снег закатали до зеркального блеска. Ну какие тут следы?

— Раз машины не было… Ведь не было?

— Нет, — сказал Михаил. — Тут такая тишина, что слышно, как по шоссе проедет машина. А это сколько километров!

— То-то и оно. Так что ему некуда было деваться. Он сюда вот направился, — показал на уходящую в лес дорогу Калмыков.

Газанул, колеса заскользили по накатанному зимнику, и машина покатилась по проложенной через лес дороге.

— Миша! Мы с Натальей уезжаем в Европу. Сколько там пробудем — не знаю. Долго. Дома столько событий случилось за последнее время, что не хочется туда возвращаться. Да и тебе вряд ли есть смысл ехать в Москву. Правильно, Миш?

Охранник неуверенно крякнул, будто у него вдруг запершило в горле.

— Миша, тебе после стрельбы на Шереметьевской в Москве делать нечего.

— А что Европа? — спросил охранник мрачно. — Ни денег, ни работы.

— Пообвыкнешься, — сказал Калмыков. — Мыть полы в ресторане на испанском курорте — совсем не то же самое, что драить парашу на зоне. Да и какая там зона, Миша, тебе ведь жизни не дадут. Менты покалечат. Ты их коллегу застрелил, они такого не прощают. Сгноят они тебя, ты и до суда не доживешь. Уезжать тебе надо, денег на первое время дам.

— Ну, допустим, — сказал выжидательно Михаил, понимая, что шеф еще только подступается к главному.

— Так вот мы уедем, ты уедешь, а эти двое мне мешают. Девчонка и этот друг Натальин.

Свет фар выхватил из темноты несколько построек, теснящихся на окруженном деревьями пятачке. Сарай, еще один сарай, гараж и жилой дом, ни одно из окон которого не светилось. Калмыков остановил машину. Свет фар упирался во входную дверь дома.

— Что скажешь? — спросил Калмыков, глядя на своего собеседника.

Подсветка приборов заливала его лицо неживым синим цветом. Михаил отвел глаза.

— Как знаешь, — сказал Калмыков, и можно было подумать, что он разочарован.

— Нет, вы меня не поняли! — заторопился Михаил. — Просто здесь нельзя с бухты-барахты!

— А как можно? — шевельнул синими губами Калмыков.

— Ну и куда я их потом? В багажник? Зима! Земля не метр промерзла! А в доме не оставишь!

— Именно в доме, — сказал Калмыков. — Вниз. В подвал. И потом дом поджечь. Я недавно видел пожарище в Подмосковье. Косточки хозяйские только месяцы спустя нашли. Да и то только потому, что соседи мародерствовали, искали, чем на пепелище поживиться. А тут Финляндия. Тут повальная честность, доходящая до идиотизма. Если это чужая территория, так ни один финн даже не приблизится к пожарищу. И кости эти никто никогда не найдет.

Михаил, как завороженный, слушал шефа. Только теперь он осознал, что шеф рубит концы окончательно и бесповоротно. Какое же возвращение, если он дом спалить решил. Это уже насовсем. Тут шутки кончились.