Александр Бородыня - Эмблема печали

Один из командированных даже рот беззвучно раскрыл, когда из-за спины проводника возник Алексей. Приложив палец к губам, Алексей тихо присел на нижнюю полку так, чтобы его нельзя было увидеть из коридора.

— Нет, какой чай, вы с ума сошли? — Обитатели купе с неприязнью косились на незваного гостя.

— Сережа, а почему не попить чайку? — возразил вдруг один из командированных, затягивая ремень. — Все же обошлось… по-моему?

— Конечно… Обошлось! А он горячий? — Белая рука с коротко подстриженными ногтями потянулась к подносу и, посреди движения вдруг испугавшись, нырнула обратно, куда-то за спину. — Да, собственно, какая разница… — Он укоризненно посмотрел на Алексея, все еще прикладывающего палец к губам. — Чай — это хорошо! — Голос окреп. — Чай — это очень хорошо! Чай — это что-то совсем нормальное.

Проводник вошел и поставил поднос на дрожащий столик. Один за другим снял с подноса четыре стакана. Положил рядом со стаканами сахар.

Пакет лежал на полу рядом с неуклюжим ботинком проводника. Через целлофан можно было разглядеть зеленую долларовую бумажку.

«Бывает же! Россия-матушка, только здесь такое возможно, бардак! — усмехнулся про себя Алексей. — Бандиты по всему вагону людей убивают, а предмет поиска тут, на полу, просто валяется, посредине купе! Отдать им пакет? Но если я его отдам, то скорее всего в награду меня же и пристрелят! Спрятать? Эти дураки точно проболтаются, — он покосился на командированных. — Нужно его уничтожить как-то!»

— А что это у вас? — сказал проводник. Он наклонился и поднял пакет. — Безобразничаете, граждане!

«Чего ты так орешь?.. — подумал Алексей. — Действительно блаженный какой-то. Олигофрен!»

Вероятно, бандиты обратили бы внимание на происходящее в купе у командированных, но как раз в этот момент на весь вагон грянула гитара. Борис вложил в первые аккорды всю силу, которую имел.

— Это не мое! — прошептал, в ужасе пятясь, один из командированных. — Не мое!

— Разрешите! — попросил Алексей и взял пакет.

— Ваш? — спросил проводник.

— Мой! — Алексей ловко надорвал целлофан, вытянул толстую пачку долларовых купюр и сунул их себе в карман.

Из надорванного пакета посыпался белый порошок. Алексей потер его между пальцами.

— Нас всех убьют, граждане, если найдут это! — сказал он и повернулся к проводнику: — Сможете вы это выбросить из вагона?

— Деньги тоже выбросить? — постным голосом спросил проводник.

— С деньгами я, пожалуй, рискну! Деньги без упаковки сами по себе ничего не значат! Так вы возьметесь?

Проводник покивал. Он взял пакет, положил на чайный поднос и прикрыл его салфеткой.

— Сережа, Сергей Николаевич, — почему-то прикрывая спиной вход, прошептал первый командированный. — По-моему, это то, что они ищут. — Он нервно повел шеей и вылупил глаза. — Слышишь, Сережа, песни поют?

— Верно, Дима, оно, — согласился второй командированный.

— Может быть, отдать бандитам эти наркотики? — вялым шепотом предложил первый командированный. — Может быть, они…

Но он осекся под взглядом Алексея. Замолчал, сконфуженно отвернулся и сделал вид, что разглядывает пустую водочную бутылку, поставленную под стол.

— Но если пронесет, — совсем уже тихим шепотом сказал второй командированный, — то сколько это будет на человека? Если поровну разделить?..

— Хотите все? — Алексей сделал вид, что вынимает из кармана пачку купюр.

— Нет! Нет! Ничего не нужно! — командированный попятился, опустился на полку и закрыл лицо дрожащими руками. — Как-нибудь и на зарплату… На зарплату проживем!

Проводник зачем-то снова покивал, при этом постное его лицо оставалось совершенно спокойным. Он вышел из купе, никем не остановленный, прошел до конца вагона, причем в одном месте пришлось просто протискиваться между двумя бандитами, и остановился возле двери в туалет.

Туалет оказался плотно занят. Выдавленное на алюминиевом кружке «ЗАНЯТО» красноречиво указывало на это. Проводник мог бы воспользоваться своей отмычкой, но воздержался. Он подождал, пока туалет освободят.

Зяма, уже второй день страдающий поносом после отравления нечистым самогоном, застрял надолго. Когда бандит все-таки вышел и по-доброму щелкнул проводника пальцем по носу, тот не расстроился, шагнул в кабинку и, даже не запираясь изнутри, разорвал тугой целлофановый пакетик. Белый сухой порошок посыпался в железную воронку унитаза, потом уродливый мозолистый ботинок с силой надавил на рифленую грязную педаль.

— Смотреть на них не могу! Сволочи! — сказал Мирный, поднимая окно в коридоре. Ветер налетел в лицо. Тепловоз гуднул. — Можно ведь по-другому, интеллигентно?.. — Лицо Мирного приятно обдало прохладой и влагой. — Сволочи!..

— Интересно, чего это он так разошелся? — спросил лысый, замерший рядом с Мирным.

Гитарный перебор, налагаясь на звон колес, звучал все громче и громче. В противоположном конце вагона Абдулла занялся очередной женщиной. Послышался истошный визг, грохот, и вдруг поперек кошмарного шума приятный голос запел:

— Мой друг уехал в Магадан, снимите шляпу! — Это был хорошо поставленный, но уже порченый, прокуренный голос. — Уехал сам, уехал сам, не по этапу!

— Слышь? Поет, — сказал лысый. — Музыка!

Коша поднес опять ствол пистолета к своим губам и пытался тихонечко свистнуть.

— Прямо филармония!

Борис намеренно искажал слова песни:

— Быть может, кто-то скажет: «Зря! Как так решиться?! Ведь там сплошные лагеря, а в них убийцы. — Он повысил голос. — А в них убийцы!»

Мирный развернулся в сторону песни. Он увидел, что дверь в купе распахнута. На нижней полке сидел бородач в штормовке и, низко склоняясь к своей гитаре, пел:

— Мой друг поедет сам собой — с него довольно, с него довольно! Его не будет бить конвой! Он добровольно! Он добровольно!

Напротив бородача неподвижно сидела Лида. Алексея в купе не было, но, вероятно запутавшись в обилии пассажиров, бандиты не обратили на это внимания.

— А что за песня? Что за песня?… — пытаясь заглянуть Мирному снизу в лицо, заискивающе спрашивал лысый. Он тоже накурился и плохо соображал. — На блатную похожа… Но не блатная!..

Мирный с раздражением оттолкнул его. Лысый не удержался на ногах и полетел на пол. Даже падая, обезумевший от травки бандит не потерял своей идиотской улыбки.

— Любопытный какой у нас концерт? — сказал Коша, заглядывая в купе. — Ты сумасшедший, наверно?

— Не порть! — сказал в ухо ему Мирный, подойдя сзади. — Не порть. Пусть допоет. Хорошая песня!

— Ну пусть…

Ствол пистолета опять оказался у губ, и, вполне в ритме гитары, Коше удалось насвистеть несколько музыкальных фраз. Рука Мирного почему-то сильно сдавила плечо Коши. В другом конце коридора опять истошно закричала женщина.