Александр Бородыня - Эмблема печали

— Ну и что теперь? — спросил Лысик.

Зяма опустился на колени рядом с жертвой и, раздвинув пиджак, быстрым движением разорвал рубашку и задрал на животе майку.

— Утюг нужен! — серьезным голосом сказал он. — Видишь, какой пупок большой! — он указал пальцем. — Выпирает! Если его немножко разгладить, то все он скажет. Или ты, может, сразу скажешь, без утюга? — Он приподнял голову Петра Петровича за волосы, но тот даже не открыл глаза. — Не хочет без утюга!

Вынув из холодильника сильно початую бутылку портвейна, не допитую Мирным, Зяма разлил портвейн по стаканам. Все трое выпили стоя и, так же стоя у стола на кухне, закусили холодным беконом с хлебом.

— Все! — сказал Зяма и потер ладони. — Хватит прохлаждаться, работать будем!

Он вынул из кухонного шкафа большой электрический утюг, вошел в комнату и торжественно поставил его на голый белый живот Петра Петровича.

— Воткни в розетку! — сказал Зяма, протягивая вилку от утюга Лысику, повернул регулятор на утюге, выставляя его на минимальную мощность. — Воткнул?

— Да нет. Провода не хватает. Надо бы его поближе к розетке подвинуть.

— Подвигать не будем! Возьми удлинитель!

— Это ничего вам не даст, — подал голос Петр Петрович, и голос его оказался на удивление спокойным.

Утюг начал медленно разогреваться, на лице Петра Петровича моментально проступили крупные капли пота.

— Ну как? — спросил его, склоняясь, Зяма. — Прибавим или поговорим?

Рот Петра Петровича медленно раскрылся, но сказать он ничего не успел. Что-то сильно зашипело в утюге, брызнула в сторону Зямы длинная белая искра, завоняло паленой резиной, и рот закрылся. Смялся в дряблую улыбку.

— Ну и что теперь? — сказал Абдулла, все это время из опасения стоявший в противоположном конце комнаты.

— Можно паяльник в жопу ему засунуть! — неуверенно предложил Лысик.

— У тебя что, есть паяльник? — удивился Зяма.

— Нет!

— Если будет, я тебе самому его в жопу засуну! Говорят тебе, утюг другой нужен!

На антресоли Зяма нашел старый чугунный утюг. Зажег конфорку, поставил. Через минуту попробовал пальцем.

— Слушай, по-моему, глупо! — сказал Абдулла. — Он будет долго греться. А потом ты его приложишь, а в нем тысяча градусов, и что он тебе скажет?

— Кто скажет? Утюг, что ли, скажет?! — обозлился Зяма.

— Ну, может, побьем его? — предложил Абдулла. — Ножом можно порезать!

— Утюг нужен! — уперся Зяма. — Деньги есть?

Когда пересчитали наличность, вышло семьдесят восемь долларов.

— Мы с Лысиком сходим, купим орудие для пытки, — сказал Зяма, обращаясь к Абдулле. — А ты его можешь пока немножко порезать. Может, будет результат! Хотя я в это не верю! Очень уж он упрямый.

Когда Зяма и Лысик вышли на улицу, было половина восьмого вечера. Добежали до ближайшего магазина электротоваров, но магазин закрылся в семь. Вломились с черного хода, угрожая ножом.

— Вы, ребята, не по адресу, у нас утюги уже полгода не поступают! — объяснил нетрезвый человек в черном халате.

— А куда же они поступают?

— В это время нигде не найдете! Если только в каком коммерческом ларьке!

«Нужно было соседей по лестнице тряхануть, — соображал Зяма, обегая ряды коммерческих ларьков. — У какой-нибудь бабки точно бы нашли!»

— Сколько? — с трудом переводя дыхание и притормаживая перед ярко освещенным стеклом, спросил он и показал на огромный, невероятной формы фирменный утюг, занимающий, наверное, половину прилавка. — Сколько стоит?

— Семьдесят пять долларов! — отозвался из глубины своего ларька продавец.

— А чего так дорого?

— Это не дорого! Не видишь, деревня, он фирменный, с излучателем! Он для разглаживания самого тонкого шелка годится!

— Ладно! — сказал Зяма. — Заверните одну штуку. Долларами возьмете?

— Давай баксами, — согласился продавец. — Зря сомневаетесь, надежная вещь, жена ваша умрет от счастья!

Уже возле самого подъезда Лысик остановил Зяму:

— Слушай, я на секунду!

— А чего? — повернулся Зяма.

— Выпить куплю! Я быстро. Одна нога здесь, другая там. Знаешь, — он поморщился, — будет же паленым вонять. Нужна какая-нибудь анестезия.

— Зачем ему анестезия? — удивился Зяма.

— Да не для него. Для нас!

— Правильно! Сбегай. Только давай недолго.

Зяма вошел в квартиру и, не снимая куртки, тут же разодрал роскошную твердую коробку, размотал белый витой провод и воткнул вилку в удлинитель. Петр Петрович так и лежал все это время посреди комнаты с оголенным животом, и Зяма торжественно поставил большой утюг прямо на этот белый, мокрый от пота, дрожащий живот.

— Ты что, ничего не делал с ним? — спросил он.

— Я подумал, пусть отдохнет человек! — отозвался Абдулла, так же, как и в первый раз, отступая в глубину комнаты. — Даже лучше. Он, пока ты бегал, отдохнул, собрался с мыслями, все вспомнил, наверно!

— Ты вспомнил? — спросил Зяма, склонясь к Петру Петровичу, и вдруг увидел перед собой мягкую грустную улыбку. — Что, понравилось? — спросил он и повернул регулятор утюга до упора. — Может, скажешь что?

— Дорогая вещь! — сказал Петр Петрович и показал глазами на утюг. — Кроме глажки шелка, эту машинку часто используют еще для лечения радикулита.

— Как это используют?

— В качестве прогревателя. Вы развяжите меня лучше, все равно я вам ничего сказать не могу, потому что ничего для вас интересного не знаю. А эту штуку можете оставить. В Нью-Йорке я видел рекламу, у нас она не идет.

— Ну! — почему-то напрягся Зяма.

— Максимальная температура этого утюга сорок градусов. Это, в общем, должно быть написано в инструкции. Но вы, вероятно, по-английски читать не умеете. Развяжите, и я вам охотно ее переведу.

Рядом с самым домом ларек оказался закрыт, и Лысику пришлось дойти до конца улицы. Он уже купил бутылку водки и собирался бежать обратно, но тут внимание его привлек мальчишка, разглаживающий какой-то плакат на столбике. На плече мальчишки была кожаная сумка, и из нее торчали кисточка для клея и пачка бумаги. Лысик подошел. Он вообще любил рассматривать свеженаклеенные плакаты. Никто еще не видел, а он уже все даже прочитал.

Клей еще не просох и проступал сквозь бумагу темными пятнами, но лицо, глянувшее на Лысика с плаката, было ни с чем не перепутать. С плаката на него смотрел Петр Петрович, тот самый дядька, на животе которого, наверное, в эту самую минуту Зяма пристроил новый дорогой утюг.

Петр Петрович с плаката протягивал Лысику руку и широко улыбался.

На плакате была краткая надпись: «ДАВАЙТЕ ЗНАКОМИТЬСЯ. Я НОВЫЙ КАНДИДАТ В ПРЕЗИДЕНТЫ ОТ ЛИБЕРАЛЬНО-КОНСЕРВАТИВНОЙ ПАРТИИ…»

— Президент наш! — прошептал насмерть перепуганный Лысик и уронил на асфальт бутылку водки.

Через три минуты он ворвался в квартиру с криком: