Марина Крамер - Силиконовая надежда

Когда вечером внезапно приехала Анна с пакетом моих вещей, я немного оживилась – все-таки лежать в хирургическом костюме и не иметь возможности привести себя хотя бы в относительный порядок довольно сложно. В пакете я заметила и традиционный белый конверт без надписи – видимо, Анна проверила почтовый ящик. Мелькнула мысль, что там может быть какая-то информация о брате, но я отогнала ее от себя – нет, в этом случае они не стали бы писать, они позвонили бы.

И тут меня ждал еще один не самый приятный сюрприз. Анна, устроившаяся на стуле возле моей постели, вдруг спросила:

– Тебе фамилия Одинцов говорит о чем-то?

– Говорит, – стараясь держать себя в руках, кивнула я. – А что?

– Он сегодня у шлагбаума целый боксерский ринг организовал, чуть Василькова не придушил.

– Чего хотел?

– Тебя требовал. Кстати, а кто это?

Я даже Анне, знавшей обо мне довольно много личного, никогда не рассказывала о своих отношениях с Павлом, не называла фамилии, вообще не упоминала о существовании такого персонажа в моей прошлой жизни.

– Так… – попробовала уклониться я.

– Он довольно агрессивно себя вел, а когда я сказала, что на тебя напали, испугался.

– Что?! Зачем ты ему сказала, как ты вообще там оказалась?!

Анна непонимающе смотрела на меня и хлопала глазами:

– Да что я такого сказала-то?

– Ты ничего вообще не должна была говорить, понимаешь?

– Не понимаю. Да и что я сделать-то была должна? Смотреть, как он дядю Славу треплет, как Тузик тряпку?

Тут наш разговор был прерван спором за дверью – Мажаров выговаривал постовой сестре Юле за присутствие в моей палате Анны в неурочное время. Пришлось вмешаться. После того как обиженный Мажаров ушел, я быстро набрала ему сообщение с извинениями – все-таки не стоило отчитывать его перед Анной и медсестрой.

– Аня, пообещай мне, что ни с кем больше не будешь обсуждать меня.

– Может быть, ты объяснишь мне, в конце концов, что такого ужасного я сделала?

На месте Анны я бы тоже требовала объяснений, потому что поведение мое как минимум выглядит странно, но не рассказывать же ей всю непростую историю наших с Павлом отношений… Меньше всего на свете мне хотелось вспоминать об этом и делиться с кем-то этими воспоминаниями.

– Я устала, – произнесла я деревянным голосом, и это должно было служить для Анны сигналом к тому, что пора заканчивать визит. Но не тут-то было. Сегодня вообще все шло не по моему плану, вот и Анна отказалась подчиняться ему:

– Деля, ты должна доверять мне. Только так я смогу сделать все, чтобы этот человек здесь больше не появлялся.

– Ты сделать этого не сможешь, даже если получишь всю интересующую информацию. Просто поверь мне на слово – это невозможно. А теперь, будь так добра, поезжай домой.

– Ты в окно-то посмотри, – насмешливо ответила она. – Там ночь глубокая, какой смысл в моей поездке, когда мне к семи снова сюда? Переночую в кабинете.

– Тогда лучше в мой пойди, там хоть диван удобный.

Анна весело рассмеялась:

– Ну уж нет, спасибо! А вдруг меня кто-то с утра заметит выходящей из твоих владений? Разговоры пойдут – тебе оно надо?

– Перестань, – поморщилась я. – В твоей каморке папы Карло даже ноги вытянуть невозможно, а тебе весь день завтра работать. Не упрямься, бери ключи.

Анна сунула ключ в карман ветровки и серьезно сказала:

– Спасибо, Дель. Я очень ценю все, что ты для меня сделала, правда.

– Ну, вот иди тогда и ложись спать, а то я тоже что-то утомилась.

– Тебе кофейку с утра сварить? Ты ж без этого не можешь.

– Свари, если будет время.

– Для тебя непременно найду. – Анна чмокнула меня в щеку и ушла, а я снова схватила телефон и набрала номер Николеньки, по которому мне снова ответил механический женский голос.

Ночью я вдруг проснулась от странного чувства – как будто на грудь мне упало что-то тяжелое и сдавливает. Открыв глаза, я долго смотрела в потолок и правой рукой ощупывала себя, не обнаружив ничего тяжелее одеяла. Но неприятное ощущение никуда не исчезло. Я попыталась встать с постели и, держась за спинку кровати, подошла к окну, приоткрыла его, впуская в палату струю холодного свежего воздуха. На улице было тихо, горели фонари, пахло свежей листвой. У меня закружилась голова, я схватилась рукой за подоконник, чтобы не упасть, но ложиться обратно в постель не хотела. Надо заставлять себя ходить, двигаться, иначе я проведу в палате больше времени, чем мне бы хотелось.

Внезапно мое внимание привлекли какие-то вспышки света в подвале административного корпуса. Небольшие полукруглые оконца, расположенные на уровне фундамента, были зарешечены, и пробраться туда никто не смог бы, но я могла поклясться, что вижу нечто, напоминающее свет ручного фонарика – как будто с его помощью осматривают помещение, луч мечется в такт шагам.

– Нет, мне просто показалось, – неуверенно произнесла я, пристально всматриваясь в темноту. – Вот сейчас же нет ничего… наверное, это все последствия кровопотери, зря я встала.

Потихоньку добравшись до кровати, я неловко завалилась на бок, и тут же острая боль в шее напомнила мне о том, что я не супергерой и после таких травм за двое суток на ноги не встану. Кое-как устроившись в постели, я смотрела в потолок и чувствовала, как меня тошнит, а лампа надо мной вертится, постепенно набирая скорость. Определенно, надо начинать шевелиться, иначе залежусь. Сейчас же главное – справиться с тошнотой.

Я нашарила телефон и в который раз набрала номер, который, кажется, набирался уже независимо от меня. И – о чудо – пошли гудки! Гудки, а потом сдавленный голос брата произнес:

– Деля, я не могу сейчас говорить. Со мной все нормально. Сам позвоню.

– Коля, Николенька, где ты? – сдавленно вскрикнула я, но он уже сбросил звонок и снова отключил аппарат.

Но хотя бы я услышала его голос, он жив и явно свободен, просто… а что – просто? Где он, почему не может разговаривать, почему голос такой глухой, словно он запыхался или бежит? Легче не стало, но хотя бы знаю, что жив и что позвонит сам. Если позвонит, конечно. Но ведь ему нужно на что-то жить, ему деньги нужны. Я должна была передать очередную сумму как раз в день нападения, как же он теперь?

И на меня снова навалилась тяжесть. Но теперь я хотя бы знала, откуда она.

Утром я проснулась разбитая, словно не спала, а копала землю. Болело все – и шов, и голова, и вообще все тело. Но я заставила себя встать и кое-как дотащиться до небольшой ванной. На душ не было ни сил, ни разрешения врача, тут ничего не попишешь, придется слушаться, но умыться и почистить зубы я пусть и с перерывами на отдых, но смогла. Это простое будничное действие, совершенное с такими затратами сил, воодушевило меня, и до кровати я прошла уже быстрее. Если так пойдет, смогу скоро гулять. Правда, голова по-прежнему кружилась, но это тоже пройдет.