Марина Крамер - Силиконовая надежда

Муж опекунши пригрозил, чтобы я не думала идти в милицию, иначе он собственноручно отвернет мне голову, и этому я поверила безоговорочно. Защитить меня было некому, да и какое дело кому до сироты, оставшейся в разбитой, непригодной для жизни комнате. Я училась в училище, работала санитаркой по ночам, сама делала ремонт как умела – словом, пыталась выжить.

– Понятно… – оценила мое молчание женщина, останавливаясь у аптеки. – Давай-ка сюда зайдем, тебе лицо нужно будет чем-то обработать, скула рассечена.

Я топталась у двери, пока она покупала какие-то лекарства и лейкопластырь. Фармацевт за прилавком поглядывала на меня неодобрительно, но не гнала, и то хорошо.

– Вот, возьми, – протянув мне небольшой пакет, сказала моя спасительница. – Дома промоешь как следует и пластырем заклеишь. Я бы сама сделала, но тебе сперва вымыться не помешает. Ты так и не сказала, где живешь, – выходя следом за мной на улицу, повторила она.

Но меня словно заклинило, я не могла выдавить ни слова, как будто челюсти свело намертво. Тогда женщина развернула меня к себе лицом и отвесила две такие звонкие оплеухи, что я на пару секунд оглохла, а потом обрела дар речи:

– Не бейте меня, пожалуйста! Я тут недалеко живу, на Парковой…

– Уже лучше, – удовлетворенно сказала женщина и вынула из кармана пачку сигарет и зажигалку: – Будешь?

Я трясущимися пальцами вынула сигарету из пачки и кое-как вставила в рот. Сделав пару затяжек, почувствовала себя немного лучше:

– Спасибо вам за все.

– Да не за что. Тебе повезло просто, что я район этот плохо знаю, заблудилась. Теперь вот без костылей домой придется ехать, а там человек со сломанной ногой. Но хорошо вообще, что они у меня в руках оказались, а то даже не знаю, что бы мы с тобой делали против троих-то.

Я поняла, о чем она говорит – только в нашем районе находилась мастерская, изготавливавшая трости и костыли по индивидуальным размерам.

– Жалко… – пробормотала я.

– Ничего, завтра вернусь сюда утром. Ты как – нормально?

– Да… спасибо…

– Не за что. Иди домой, прими душ, обработай рану и ложись спать. И – не пей, поняла? Бери себя в руки, а то пропадешь.

И она, махнув мне на прощание рукой, быстрыми шагами направилась к остановке. Я же стояла и смотрела ей вслед, и мне казалось, что вокруг ее головы разливается белый свет – как сияние. Но, возможно, это мне только привиделось.

Я ждала звонка. Никогда в жизни, кажется, я ничего не ждала так, как этого телефонного звонка, от которого теперь зависело мое будущее. Я даже не знала, что скажу позвонившему, как начну разговор, да это было и не важно – лишь бы позвонил, там разберемся. Я пыталась переводить статью американского хирурга-пластика, необходимую мне для работы, но все термины словно вывалились из головы, образовав в моих мозгах дыру. Я не могла думать ни о чем, кроме этого звонка, которого все не было. А что, если он не захочет звонить? Ну, ведь может быть и так…

И телефон зазвонил. Я, как ни ждала, оказалась все-таки не готова, долго смотрела на экран и не решалась нажать на значок ответа. Решившись наконец, хриплым от волнения голосом произнесла:

– Алло.

– Добрый вечер, – раздался мужской голос. – Сейчас с вами будут говорить.

И через секунду я услышала голос, который отчетливо помнила до сих пор:

– Алло.

– Здравствуй… отец, – с запинкой выговорила я, чувствуя, как закружилась голова. Я много лет не произносила этого слова даже мысленно.

– Здравствуй, Аделина. Не ожидал, что ты меня разыщешь.

– Я не стала бы делать этого, если бы не обстоятельства.

– Да, гордость у тебя фамильная, от матери, – усмехнулся он. – Так чего ты хочешь?

– Мне нужна помощь.

В трубке замолчали. Это молчание испугало меня – а что, если сейчас он скажет: а почему, собственно, я должен тебе помогать, или что-то еще в этом же роде? И тогда я останусь один на один со своей проблемой, решить которую уже не смогу. Все мои труды пойдут прахом.

– Я ждал этой фразы почти двадцать лет, – сказал вдруг отец.

Я могла бы сейчас взорваться и вывалить ему все о том, как мы жили после его отъезда, как тянули Николеньку, как я училась, стараясь ничем не подвести маму, не опозорить ее имя и работу, как я открывала клинику, как жила рядом с маминой болезнью, в то время как он, сидя за границей, видите ли, ждал просьбы о помощи. Разве нужно просить ее у родителей? Разве они не чувствуют, когда необходимы? Но я молчала. Сейчас для меня главное – сохранить клинику и брата, который куда-то пропал.

– Так чем я могу помочь тебе?

– Ты можешь купить у меня часть клиники или всю, как захочешь, это не важно? Мне нужно ее сохранить. Пока я полноправная владелица, я связана обязательствами о выплатах одному человеку…

– Грушину, что ли? – перебил отец. – Он умер.

– Но у него есть племянник, который претендует на долю в клинике. И это еще не все. Николенька проиграл крупную сумму в карты, такую, что мне вовек не рассчитаться, и я думаю, что племянник Грушина к этому причастен.

– Не племянник, – снова перебил отец, – не племянник, а сам Грушин. Он и втянул Кольку в эти игры, и он же шантажировал тебя, обещая причинить ему вред. Но Грушин умер, все. А с племянником тебе помогут разобраться. Или ты этого не хочешь? Ведь он, кажется, был твоим… хм… молодым человеком?

Я опешила. Даже мама не знала о моей связи в Павлом, она так и умерла, не узнав этого, а отец, живя в Швейцарии, оказался в курсе всех событий.

– Ты плохо думаешь о людях, Аделина, твоя мать тоже всегда так делала, – продолжал он. – Я никогда не переставал заботиться о вас, и хоть Майя отказывалась от денег, я открыл вам счета и регулярно их пополнял. Именно эти деньги легли в основу твоей клиники, я знал, что ты не бросишь брата. Вот только в Грушине ошибся, уж извини, не подумал, что он так обнаглеет, что начнет претендовать на большее. И что Кольку втянет, мерзавец. Но ничего, теперь все успокоится. Кстати, ты не хочешь приехать ко мне? Я бы познакомил тебя тут кое с кем, вдруг пригодится в работе?

Я молчала. Проблема, на взгляд отца, оказалась куда ничтожнее, чем представлялось мне с моей стороны… и он все время был в курсе всех моих дел, а я даже не знала об этом.

– Почему ты ни разу не дал мне знать, что у тебя все в порядке, что ты о нас не забыл?

– А зачем? Или тебе слова важнее дел? Я не объявлялся, потому что ваша мать не хотела этого, но я делал все, чтобы обеспечить вам жизнь. Ты оказалась талантливой – и я помог тебе открыть клинику. Ты много работала для этого, а теперь у тебя есть все, чего ты хотела. И я чувствую себя счастливым – у меня такая дочь, которой можно гордиться. Я видел твои статьи в журналах, они подписаны моей фамилией – разве отцу еще что-то нужно? Может, я не дал тебе того общения, которого ты хотела, но я помог тебе иначе.