Марина Крамер - Силиконовая надежда

– Ты ждешь благодарности?

– Я? – удивился отец. – Лучшая благодарность – это твоя работа, твои успехи.

– Ну, тогда послушай меня. Я хочу, нет – настаиваю на том, чтобы твоя фирма заключила со мной сделку на покупку клиники. Ты будешь собственником – ведь по факту оказалось, что это все и так твое. Так давай оформим это документально.

– Нет.

– Почему?

– Потому что это твоя клиника. Я помог тебе чем мог, теперь ты все знаешь, и мне стало легче. От племянника Грушина я тебя избавлю, не волнуйся. Если захочешь – приезжайте ко мне вместе с Колькой, я буду рад. Но клинику свою мне не приписывай. Все, дочь, мне пора, у меня встреча. Кстати, как оборудование? Все устраивает?

– Да, все отлично, – машинально отозвалась я.

– Через месяц жди новейший рентген-аппарат, требование уже подписано. Ну, все, мне действительно пора. Теперь ты знаешь номер, звони, если что. До свидания, Аделина. – И он положил трубку.

Я долго смотрела на умолкнувший телефон и не могла осознать всего, что сейчас услышала. Я свободна – и моей клинике ничего не угрожает. Но теплого общения с отцом все равно не получится, я знала это точно. Мы слишком много времени провели порознь, совершенно не знали друг друга, так о чем речь? Наверное, я сто раз не права и после всего, что сейчас узнала, должна бы быть благодарна, но… Он перестал быть моим отцом в тот день, когда уехал за границу и оставил нас здесь выживать. И я просто не могу теперь испытывать к нему какие-то чувства. Да, я благодарна за то, что он помог решить мои проблемы, за клинику – но и все. Я всегда была такой – наверное, черствой, неэмоциональной, слишком практичной. Я просто не хотела плясать под чужую дудку, но это почему-то называется «трудным характером». Когда ты не позволяешь себя использовать, люди обижаются и стараются внушить тебе чувство вины. Я много раз такое видела…

Но мне стало чуть легче. Теперь моей глобальной проблемой стал брат. Вернее, его исчезновение. Телефон его больше не отвечал, и где его искать, я тоже не знала. Но теперь ему хотя бы ничего не угрожает – ну или не будет угрожать, если отец сдержит слово.

Второй раз я встретила Аделину в центре города. Это была тоже совершенно случайная встреча, которая, однако, изменила в моей жизни все. А было так.

Я находилась в том редком светлом промежутке, когда с утра уже не трясло, а вечер еще не наступил, и выпить пока было нечего. Я поехала в центр, так как получила зарплату и хотела купить что-нибудь из хороших продуктов. Как раз накануне я, еще не совсем набравшись, листала огромную красочную книгу о грузинской кухне, которую подарила мне как-то соседка по квартире. Названия блюд завораживали, а картинки, казалось, источают ароматы приправ и мяса. И мне так захотелось попробовать приготовить хоть что-то по этим рецептам, хоть что-то самое простое, чтобы просто почувствовать, как это может быть не на картинке, а наяву. И вот я приехала в центр города, брела по улице, прикидывая, в какой супермаркет зайти без риска быть вышвырнутой, и вдруг увидела яркую витрину магазина, торговавшего принадлежностями для кухни. Увиденное поразило меня как молния, я остановилась и буквально прилипла к витрине, рассматривая выставленные миски, венчики, овощерезки и прочую утварь. Мне казалось, что в мире не существует ничего более прекрасного, чем вот это. Я забыла обо всем – о своей убогой комнатенке, о том, что мою полы и таскаю ведра с грязной водой, о том, что в моей жизни нет ничего, кроме водки. Если бы я только могла прикоснуться к этому великолепию из витрины, я бы приготовила столько всего чудесного…

В этот момент из расположенной рядом двери ресторана вышла компания – несколько солидных мужчин и две женщины в нарядных платьях.

– Ну, Аделина Эдуардовна, поздравляю вас с очередной победой, – сказал кто-то из мужчин, обращаясь к более молодой женщине. – Это очень хороший задел для будущей статьи.

– Не факт, что у меня будет время сейчас заниматься ее написанием, – услышала я голос, показавшийся мне знакомым.

И тут женщина повернулась, и я ее узнала. Это была та самая незнакомка, что спасла меня от нападения несколько месяцев назад. Разумеется, она меня не узнала. Компания шла мимо меня, и один из мужчин, обходя меня с брезгливой миной, бросил:

– Впервые вижу бомжиху, залипшую не у витрины винно-водочного.

– Как же бесит твоя манера осуждать, – произнесла моя спасительница.

– Да? Бесит? Таким вообще в городе не место, одна зараза от них.

– А рассуждаешь вообще как фашист какой-то.

– Ну, ты у нас альтруистка, так чего бы тебе не протянуть руку помощи? – насмешливо произнес мужчина.

Она смерила его насмешливым взглядом и произнесла:

– Позвольте мне проститься, обед был чудесным, спасибо за поздравления, но мне в другую сторону.

Ее бросились уговаривать, но она решительно отказалась ехать вместе с остальными. Когда компания погрузилась в подъехавшее такси, женщина обернулась ко мне:

– Я могу чем-то помочь?

– Н-нет…

– Точно? Погоди-ка… – Она без всякого стеснения или неудобства взяла меня за подбородок и развернула к свету. – Слушай, а я тебя где-то видела.

– Вы ошиблись…

– Я не могу ошибиться, – категорично сказала женщина. – Я хирург-пластик и в лицах кое-что понимаю. У тебя к тому же родинка на крыле носа, я ее помню.

Я не стала ни спорить, ни напоминать ей о нашем первом знакомстве. Но вышло так, что мы все-таки разговорились, и представившаяся Аделиной женщина пригласила меня в кафе. Меня удивило то, что она совершенно не стеснялась моего внешнего вида, спокойно сидела со мной за одним столом и рассказывала о себе, а потом расспрашивала, расспрашивала. И я, внезапно проникнувшись к ней доверием, выложила все. Аделина не перебивала, слушала и думала о чем-то.

– Знаешь, пойдем на воздух, – предложила она. – Курить очень хочется, а тут нельзя.

Мы пошли в сквер через дорогу, сели на лавку, Аделина закурила и вдруг сказала:

– Такое впечатление, что все дети мечтали быть врачами, учителями, актрисами, а ты сидела в уголке, смотрела на них и думала – мол, вот я никогда не смогу быть такой же красивой, как Ирка, или такой же талантливой, как Машка. Зато смогу стать таким дерьмом, что они все ахнут. И вся твоя последующая жизнь была подчинена именно этому – показать всем, какое ты дерьмо. Аня, зачем так жить?

– Ты не понимаешь. И никогда не поймешь, потому что наверняка выросла в благополучной семье с мамой и папой, которые тебя любили и поддерживали. А я скиталась по детдомам, была одна на свете, и мне приходилось грызться за возможность просто выжить.

– И потому ты решила, что можешь спустить свою жизнь в унитаз? Что может быть отвратительнее пьяной девки, а? Или, когда напиваешься, об этом уже не думаешь?