Владимир Першанин - Мы умрем в один день [сборник]

В его воспаленном от алкоголя мозгу мелькали, переливаясь ярко-голубым и зеленым, картины его прошлой жизни. Она казалась такой близкой: две судимости, долгие месяцы в больнице для алкоголиков, решетчатые камеры изоляторов, вонючие парные подвалы, где тяжело ворочались, кряхтели во сне такие же бездомные спивающиеся люди, как и он.

Мужик в кепке. куда-то исчез, но возникли двое парней, которые согласились выпить с ним в парке, на воздухе. Николай и им рассказал про свою прошлую военную жизнь. Потом предложил одному из парней сходить на танпы и привести какую-нибудь девку.

— За стольник она всем троим даст… — достал из кармана деньги и показал. Каким-то краем сознания Волков понимал, что поступает необдуманно. Но другой голос уверенно его перебивал: этих сосунков ему, что ли, бояться? Десантнику, мастеру спорта по стрельбе…

Волкова оглушили доской по голове, ночью он очнулся от боли в затылке. Хотелось пить, одеревеневший язык едва ворочался во рту. Он дождался утра и, напившись у колонки, снова заполз в кусты. Потом мысли, что те парни могут прийти и добить, его, заставили подняться. Оглушенный потерей денег, он брел по улице. Милицейский сержант, идущий навстречу, подозрительно осмотрел его, но останавливать не стал.

Николай не знал, куда шел, но ноги сами привели его к магазину, где вчера он покупал спиртное. В карманах, которые на радостях не успели вывернуть парни, завалялись двадцатипятирублевая бумажка и немного мелочи. Терпеливо ждал, когда откроется магазин. Взял бутылку портвейна, отошел за угол, жадно сделал несколько глотков и сел покурить на пустой ящик. Боль в голове утихла, снова стало хорошо. Ласковое сентябрьское солнце пригревало спину и вместе с вином нагоняло сонную безмятежность. Он переполз на траву, подложил под голову ящик и заснул с мыслями, что ничего не надо решать, а все образуется само собой…

Пилот ПО-2, самолета сельхозавиации, сделал круг над озером. Милиционер, сидевший позади, стукнул по стеклу и показал рукой вниз. Пилот кивнул головой, что понял. Он и без карты узнал остров, который был им нужен — самый большой на озере.

Летчик заложил вираж и пошел на снижение. На фоне желтого камыша и гряно-белых солончаковых проплешин плантация конопли выделялась отчетливым темным пятном.

Вчера утром, когда он направлялся на работу, из «Жигуленка», стоявшего возле его дома, вышел мужчина в кожаной куртке и попросил уделить ему несколько минут для разговора. Не тратя времени на вступление, он попросил летчика во время завтрашней химобработ-ки урочища Семь Колодцев сохранить хотя бы половину посева.

— Вы опытный пилот, знаете, как это делается. Высота, ветер и так далее.

Прощаясь, он торопливо вложил В карман летного кителя пилота небольшой сверток.

Выезжая в командировки в Среднюю Азию, летчик хорошо знал возможности и скрытую силу наркомафии. Весь день он носил пакет в кармане, не прикасаясь к нему, и только вечером, в ангаре, развернул плотную бумагу — в пакете лежали деньги — пять тысяч рублей сторублевыми ассигнациями. Сверхвысокая плата за полчаса работы. Сколько же они возьмут с оставшейся половины поля? Впрочем, это не его дело. А если пойти и вернуть деньги? Зачем ему связываться с преступниками? Но куда возвращать? Он даже не запомнил номер машины. Растерялся или струсил, да и не все ли равно сейчас!

Вернувшись домой, он ходил по комнате, курил, убеждал себя, что все вокруг такие, что страну разворовывают, а парторг их авиаотряда, оказывая услуги начальству, купил за бесценок списанную «Волгу». В конце концов, у него дети, ими он рисковать не мог. А эти сволочи на все способны. Там, в Узбекистане, он не раз слышал, как бесследно исчезали люди, вставшие мафии поперек дороги. В конце концов, пять тысяч помогали сразу решить несколько проблем. Например, выплатить остаток долга за «Жигули», купленные, не в пример парторгу, по полной законной цене. И даже оставалось еще на дачу, которую он начал строить нынешней весной.

Включив распылители, он повел самолет над плантацией. Милиционер с любопытством смотрел вниз. Пилот делал новые и новые заходы. Зеленоватое облако ядохимикатов окутывало остров.

Сверху не было видно, что облако, сносимое ветром, в основном оседает на озеро, захватывая лишь часть плантации. Чтобы это понять, требовалось быть большим специалистом, а милиционер им не был.

Обе емкости вскоре опустели. Пилот сделал еще один заход и повел самолет в сторону аэродрома.

1992 год

Ссора вспыхнула вечером. Люди, возбужденные спиртом, разочарованные добычей, которая оказалась меньше, чем ожидали, и которую еще предстояло делить, раздраженно кричали, не слушая друг друга. Ветер раздувал костер, и жестикулирующие тени плясали на освещенных огнем черных глыбах. Было холодно, и ссора помалу затихла, но осталась злоба, которая выплеснулась на следующий день.

Человек в обтрепанной тесноватой штормовке выстрелил в своего спутника, высокого темноволосого парня. Пуля 24-го калибра из двуствольного ружья «Белка» ударила в спину. Темноволосый дернулся, но сумел удержаться на ногах. Оглянувшись, он побежал, зажимая ладонью выходное отверстие в боку. Второй торопливый выстрел из мелкокалиберного ствола, ушел в сторону. Темноволосый быстро слабел, теряя кровь, и догнавший его человек в штормовке поднял над головой ружье, чтобы добить.

Темноволосый отшатнулся. Приклад разлетелся о камень, а человек в штормовке, теряя равновесие, мешком повалился на бок.

Теперь роли поменялись. Темноволосый, тяжело дыша, пинал пытавшегося подняться человека в штормовке, потом обессиленно свалился рядом. У него начиналась агония.

Они спускались по ступеням ржавой металлической лестницы, гремевшей под ногами. Вырубленный в камне колодец к низу расширялся, и от него уходили два ответвления. На полу валялись изъеденные в труху деревянные ящики, тряпье, а в углу Некрасов разглядел несколько снарядных стаканов крупного калибра.

— Сюда, — Федор Щербина показал направление лучом фонаря.

Вдоль неровно обтесанной стены коридора тянулись остатки разноцветного, изрезанного ножами кабеля. Разбитые плафоны и щиты рубильников свидетельствовали о том, что подземные галереи когда-то неплохо освещались. Под ногами хрустели зеленые от плесени автоматные гильзы и сплющенные противогазные коробки. На стене под самым потолком осветилась надпись углем: «Капустин Саня» — числом «11.09.44». Были еще несколько имен.

— Братья-славяне расписались, — сказал Щербина, — здесь и под землей бои шли. Ну вот мы, кажется, на месте.

Федор, наклонившись, снимал и откладывал в сторону наваленные кучей пустые ящики и доски. Вдвоем отодвинули деревянный щит и приставили его к стене.