Владимир Першанин - Мы умрем в один день [сборник]

А Игорь Руслаков подумал, что десятью процентами от Шведа не откупишься. Как бы они с Вадимом их самих с тестем не проглотили. Парочка бралась за дело серьезно, а под резиновым ковриком везла автоматический карабин «Медведь» девятимиллиметрового калибра. Это не тестева двустволка!

Итак старику на маяке известно об убийстве. Но когда он узнал? В прошлом году и решил смолчать, или совсем недавно и не представилось пока случая сообщить властям? Можно было думать что угодно! Самое лучшее, если старик решил не вмешиваться — ничего не видел, ничего не знаю. Но это было бы слишком хорошо! Хуже, если он уже сообщил в милицию и их появления ждут. Интересно, есть ли на маяке рация? В прошлом году не было.

— Может, лучше не рисковать, а сразу смыться? — предложил Бородин. — А через год-другой вернемся.

— А Вадиму со Шведом что объяснять станем? Столько денег и времени вбухали. Надо идти на маяк и поговорить с дедом.

— Значит, про Валентина молчим, а на маяк идем выяснять обстановку. Ох, и хреново все начинается, — ныл тесть.

Вадим и Швед закончили устанавливать палатку. Армейскую, в бурых разводах камуфляжа, с разборной печкой посредине. Оба не задавали вопросов, куда утром исчезали Руслаков и Бородин. Когда Игорь озабоченно сообщил, что надо еще сходить на маяк, Вадим туг же согласился.

— Надо, значит, надо. Только давай пары смешаем. Григорий Павлович со мной останется, мы с ним хозяйством займемся, а товарищ Толя тебе компанию составит.

— Ладно, пусть Толя, — пробурчал Руслаков.

— Идем, Русланчик, — жизнерадостно проговорил Швед.

Он, единственный из троих называл Руслакова любимой его лагерной кличкой, правда, добавляя воробьиное «чик». Ласковый парень Толя Швед.

Ветер стих еще с ночи. Океан расстилался темносиней гладью, на которой светлыми пятнами выделялись чайки-моевки, стаями отдыхавшие на спокойной воде. У берега так не поплаваешь. Прибой не стихает в любую погоду, и волны с равномерностью маятника снова и снова бьются о прибрежные камни. Впрочем, в бухту у маяка волны не доходят.

Некрасов долил в бак бензин, завел и опробовал на холостом ходу «Вихрь-двадцатку». Ольга принесла сумку с едой и помогла перелезть через борт Славке.

После десятка рывков закапризничавший мотор наконец завелся. Ольга помахала матери, наблюдавшей за ними, а через несколько минут шлюпка исчезла за скалой, отделявшей бухту от океана.

Двоих людей, неторопливо шагавших к маяку, еще издалека заметила Мария Григорьевна. Позвала мужа. Федор, сходив за биноклем, долго вглядывался. Ей показалось, что он нервничает.

— Что случилось?

— Ничего…

Забежал в дом. Выдернул из патронташа горсть патронов, зарядил «тулку», остальные сунул в карман. Ружье поставил у дверей. Двое приближались, и Федор чувствовал, как толчками бьется сердце.

— Здорово, дядя Федор, здравствуйте, тетя Маня!

— Здравствуй, Игорек! — заулыбалась жена.

— Ну, вы тут живы-здоровы?

— А что нам сделается? Тянем лямку потихоньку.

— Вдвоем?

Жена открыла было рот выложить по простоте об их житье-бытье, но, перебивая ее, Федор буркнул:

— Нет, оркестр лилипутов высадили еще для компании! Кого, кроме нас, дураков, сюда заманишь?

Толя Швед с любопытством рассматривал маяк, почерневшие бревенчатые кресты на склоне, и его бугристое жилистое лицо морщилось в подобии улыбки.

«Еще один урка», — решил Федор. Он чувствовал, что долго не выдержит. Страх за жену, дочь, внука, захлестывал его. За долгую свою жизнь он впервые столкнулся с людьми, которые вот так запросто убили другого человека, спокойно, как дохлую собаку, бросили труп, а теперь явились снова, и неизвестно, чем кончится эта встреча.

— А где Валек? — опять влезла жена.

— Попозже должен приехать, — пообещал Игорь, — отпуск пока не дали.

— И-и-эх! — заревел, не владея собой, Щербина, — приедет твой Валек, дожидайся! С прошлого года в колодце валяется. Что, не так?

Увидел, как мгновенно округлились честные Игорь-ковы глаза. Жена и второй, незнакомый Федору парень продолжали улыбаться. Метнулся в сени за двустволкой и. выбегая на крыльцо, щелкнул курками.

— А ну, руки вверх, морды уголовные! Маша, уйди в сторону!

Кричал еще что-то бессвязное. Руслаков испуганно пятился, выставив перед собой растопыренные ладони, не отрывая взгляда от стволов.

— Подожди, дядя Федя, — Швед казался спокойнее других, — давай разберемся. Я-то здесь при чем?

— Я тебе, паскуда, сейчас разберусь! Ложись! И ты тоже ложись! Маша, принеси веревку. Да не там, вон в сарае!

— Где, где? — плохо соображая, что происходит, топталась на месте жена Федора.

Щербина повернулся, чтобы показать. Руслаков бросился на него, вырвал из рук двустволку. Федор ударил его кулаком в бок. Руслаков ахнул и, скрючившись, отскочил в сторону. Ружье держал прижатым к животу и с живота, не целясь, выстрелил сразу из обоих стволов. Федора отбросило назад. Зажимая ладонями разорванное горло, он пытался удержать равновесие, все больше заваливаясь на спину. Изо рта и раны на шее толчками выбивало кровь. Падая, он ударился затылком о камень, и страшный безжизненный шлепок заставил вскрикнуть жену Федора. Тормошила уже мертвое тело, не догадываясь, что надо бежать, спасаться самой, но Руслаков ударил ее сзади по голове прикладом. Закричал, тыча стволами» в Шведа:

— Давай, чего глядишь! Чистеньким хочешь остаться. Камень возьми!

Толя Швед принес от крыльца тяжелую плиту, служившую ступенькой, и бросил к ногам Руслакова.

— Ты начал, ты и заканчивай. И не тычь своей палкой, она все равно разряжена.

Руслаков топтался, бессмысленно разглядывая тела, лежавшие перед ним.

— Ладно, хватит телиться, — сплюнул Швед, — надо отнести обоих к лодке, а потом притопить. Пошевеливайся, мокрушник!

Бухта, в которой они ловили скумбрию, была почти на противоположном, северо-западном конце острова. Расстояние и шум прибоя заглушили и шум катера «Амур», причалившего к острову, и, позже, выстрелы из двустволки.

Некрасов не собирался задерживаться, но забарахлил, упорно отключаясь, один из цилиндров «Вихря», а от бесконечного переключения скоростей заклинило коробку передач. Пришлось высаживаться на берег и заниматься ремонтом. Мотор наконец запустился, и Некрасов осторожно повел шлюпку, не давая сильного газа. Славка свернулся на старой шинели и заснул. Ольга тоже дремала.

Показался маяк, и Саян беспокойно заметался по шлюпке.

— А ну, лежи! — прикрикнул Некрасов.

Они вошли в бухту. Уже наступила ночь — мягкие полярные сумерки. Рефлектор маяка равномерно посылал во все стороны прерывистый бело-желтый луч.

Окна в башне не горели, видимо, старики легли спать. Саян, вывалившись в воду, доплыл последние метры и прыжками понесся вверх. Ольга взяла сетку с рыбой, потянулась: