Елена Гордина - Падчерица Фортуны

— Эй! Твое время вышло! Одевайся.

Анна послушно сделала два шага вперед и поскользнулась на мокрой плитке, она нелепо взмахнула руками и упала навзничь с оглушительным грохотом. У нее потемнело в глазах, но сознания она не потеряла. Когда к ней подошла охранница, Анна уже села возле стены и удивленно рассматривала алые капли крови у своих ног. Через пару мгновений капли слились в ручей, и Анна с опаской дотронулась до разбитой головы — кровило в том же самом месте, где она чуть больше месяца назад получила травму от руки дворника.

— Вставай! — Женщина-охранник потянула Анну за руку и помогла ей подняться. — На, прижми пока!

Охранница протянула ей серое мокрое полотенце, и Аня послушно приложила его к голове. В санитарной комнате ей довольно бесцеремонно выстригли половину волос, чтобы добраться до раны и наложить несколько швов. Затем Лакрицина наконец оделась, и ее повели в камеру.

Она подумала, что ей тоже перестало нравиться собственное имя, ей в последнее время очень не везло, даже с именем. Как только она ответила, что ее зовут Анна, ее тотчас ударили в лицо. Анюта машинально вытерла кровь с разбитой губы и, еще не ощущая боли, кинулась на огромную и толстую бабищу, которую все здесь называли Ржаной. Наталья Ржаная, крупная щербатая женщина неопределенного возраста, находилась в камере уже около года, хотя в СИЗО обычно не задерживаются, и считалась здесь едва ли не смотрящей. Аня нелепо махала руками, пытаясь попасть по крупному, красному, а главное — улыбающемуся лицу Ржаной, и, конечно, промахнулась. Ржаная, даже особо не напрягаясь, отработанным ударом заехала ей в живот, и Анюта задохнулась от боли. Ощущения были довольно странными, Аня словно видела себя со стороны: вот она заходит в камеру и первая со всеми здоровается. Вот спрашивает, где здесь свободная кровать. Ее спрашивают, как ее имя, и Аня спокойно отвечает: «Анна». И именно после этого ее начинают бить, словно она произнесла какое-то запретное слово, какой-то пароль, который развязал обитателям камеры руки.

Анна согнулась пополам, а затем упала на колени, судорожно хватая ртом воздух. Она старалась не плакать, так как хорошо помнила, что в советах, которые она читала в Интернете, говорилось, что в тюрьме плакать нельзя. Иначе тебя посчитают слабой и будут бить на потеху всем каждый день. Когда Аня читала эти советы, она находилась в другой жизни, в параллельном мире и даже в страшном сне не могла предположить, что когда-нибудь они ей пригодятся. Зато сейчас, стараясь скрыть бегущие по щекам слезы, Анюта опустила голову и зло тряхнула головой. От резкого движения и пульсирующей боли в животе камера поплыла перед глазами, и Анюта едва не упала на холодный пол. Колоссальным усилием воли она заставила себя подняться на ноги и, не замечая крови, которая струилась у нее по подбородку из рассеченной губы, произнести:

— Я спрашиваю, где здесь свободная кровать?

Ржаная удовлетворенно оскалилась, и Аня увидела, что у женщины нет переднего зуба. Наталья, к ужасу Анюты, улыбнулась и махнула ей рукой куда-то в сторону окна:

— Вот там. Но Анной мы тебя звать не будем. Ты у нас будешь Плешивая. — И Наталья громко рассмеялась.

Анюта машинально провела рукой по голове, она совсем забыла, что у нее теперь нет половины волос, и, наверное со стороны, она действительно выглядит как прокаженная. Девушка молча выпрямилась, насколько смогла, и, стараясь не хромать от боли в животе, направилась к своей кровати. Анна до сих пор находилась в какой-то прострации от происходящего и не могла поверить в то, что эта грязная и тесная камера на восемнадцать женщин и есть ее новый дом на ближайшие несколько месяцев.

Лакрицина сжалась в комочек, повернулась лицом к стене и закрыла глаза. Очень сильно болела голова, вновь разбереженная рана пульсировала и горела, но больше Анну беспокоил живот, там явно происходило что-то нехорошее. После удара уже прошло около часа, но боль не только не утихала, она, кажется, начала нарастать. Аня осторожно дотронулась до живота и испугалась от того, что он стал горячий и твердый как камень. Лакрицина где-то читала, что такой живот бывает при внутреннем кровотечении, и, наверное, у нее сейчас именно это и происходит. Она хотела повернуться, чтобы попросить о помощи, но от все усиливающейся боли не смогла пошевелиться. Анна закусила губы и постаралась задержать дыхание, потому что каждый вдох и выдох отзывались в ее искалеченном животе волной жгучей боли. Когда у Лакрициной зазвенело в ушах и все поплыло перед глазами, она еще успела подумать, что дела совсем плохи, и уже через мгновение потеряла сознание.

Только через шесть часов, на рассвете, во время подъема, соседки по камере заметили, что Анна не шевелится. Сначала они решили, что новенькая ночью умерла, но Ржаная приложила свое ухо к Аниному рту и уловила едва заметное дыхание.

— Она живая! — закричала Наталья. — Зовите санитаров!

У Анны был перитонит брюшной полости, вызванный разрывом аппендицита, и уже началось заражение крови. Когда ее наконец-то доставили в городскую больницу, шансов на выздоровление практически не оставалось.

— Она безнадежна! — махнул рукой врач в приемном отделении. — Везите ее в хирургию, но это пустая трата времени.

Аня с огромным трудом разлепила глаза, каждое веко было словно придавлено горстью мокрого песка, такая же тяжесть и резь.

— Она очнулась! Анечка, ты меня слышишь?

Анна с трудом повернула голову на знакомый голос и увидела перед собой бледное лицо матери. Тамара Андреевна сильно осунулась, темные круги залегли под глазами, в руках она нервно мяла носовой платок.

— Как она? — над Лакрициной склонился расстроенный отец, у него был измученный и усталый вид. — Аня, ты нас слышишь?

— Слышу, — с трудом произнесла Анна и попыталась улыбнуться. Она никак не могла сообразить, где находится и почему рядом родители, хотя они уже давным-давно живут в Черногории, а она в России. — Вы зачем здесь? — Анна попыталась оглядеться, но комната так быстро завращалась, что у нее закружилась голова, и пришлось срочно закрыть глаза. — Где я? — спросила Анна, так и не открывая глаз.

— Она очнулась? — рядом оказался Антон, Лакрицина чувствовала, что муж схватил ее за руку и поцеловал в запястье. — Как же ты нас всех перепугала! Никогда больше так не делай! — В его голосе явно звучали слезы.

Анна удивленно открыла глаза, и на этот раз комната не стала вращаться, и Лакрицина огляделась и увидела, что находится в больничной палате. Светло-зеленые стены, лампы дневного света на потолке и какая-то странная репродукция картины «Грачи прилетели» напротив ее кровати. Рядом с кроватью стояла тумбочка, на ней — ваза с цветами, ее любимыми белыми розами.