Джозефина Тэй - Поставь на карту жизнь. Любить, но не терять рассудка. Что сказал покойник

Шарф и словарь могли спокойно висеть на вешалке, но вот атлас… Я очень расстроилась, что забыла его, ведь я так мечтала полистать его в уик-энд, не говоря уже о том, что такую дорогую и желанную вещь хотелось бы все время иметь под рукой, смотреть на нее и вообще чувствовать, что она у тебя есть. Вот я и решила заскочить на работу в воскресенье по пути в Шарлоттенлунд. Конечно, удобнее было бы заехать за вещами на обратном пути, но к тому времени на работе могли запереть парадную дверь.

Так я и сделала. Атлас, хотя и с большим трудом, поместился в сетку рядом со словарем. Сетка была ужасно тяжелая, поэтому на ипподроме я сдала ее в гардероб. Боясь, что я ее там забуду, повторяла все время про себя: «Не забыть сетку, не забыть сетку». Я сконцентрировала все свои умственные способности на этой проблеме и благодаря этому выиграла.

В пятом заезде я поставила на Фукса и стала с нетерпением ожидать, что же из этого выйдет, так как до сих пор побеждали сплошные фавориты, прямо зло брало. Правда, на одном фаворите я выиграла-таки 68 крон, но ведь это мелочь, позор для моего польского гонора. Протест моего польского гонора против несправедливости проявился в том, что я стала ставить подряд в каждом заезде на 6–4. Сказать, почему я так делала, не могу. Может быть, потому, что когда-то, несколько лет назад, нам с Михалом жутко не везло именно с порядком 6–4, ни разу мы не выиграли на него. Я решила отыграться теперь и упрямо ставила на 6–4, понимая, что это не сулит абсолютно никаких надежд.

Так вот, перед пятым заездом я стояла в очереди в кассу и упорно повторяла про себя: «Не забыть сетку, не забыть сетку». В тот момент, когда подошла моя очередь, я напрочь забыла все номера, на которые мне рассудок подсказывал сделать ставку, момент был напряженный, за мной толпились возбужденные нетерпеливые люди, кассир торопил меня, и я по привычке брякнула: «Шесть — четыре».

Сидя на открытой трибуне, на ледяном ветру, я ошеломленно смотрела, как побеждают мои 6–4. Совершенно обалдевшая, дрожа от холода и азарта, досидела я так до конца заезда. Потом спустилась с трибуны и с упоением выслушала хриплое объявление по радио, что я выиграла четыре тысячи шестнадцать крон.

Идя в кассу, я встретила Лысого Коротышку. Меланхолически показал он мне свой билет на 6–12, и я выразила ему сочувствие. В самом деле, лошади пришли в такой последовательности: 6–4–12, причем последняя в заезде отстала от предыдущей всего на какие-то полморды. В свою очередь я показала свой билет. Лысый торжественно поздравил меня, и я проследовала в кассу.

Получив деньги, я купила бутылку пива и, зажав ее в руке, пошла в народ. Настроение у меня было расчудесное, душу переполняла любовь ко всему свету. В толпе я наткнулась на знакомых французов — одного белого, другого черного. Я всегда пользовалась случаем поболтать с ними, чтобы попрактиковаться в любимом языке. Тут я вспомнила, что они как-то упомянули в разговоре о нелегальном игорном доме.

— Совершенно исключительный случай! — радостно объявила я им. — У меня есть деньги!

— Мадам выиграла? — заинтересовались французы.

— Да, я угадала эти самые шесть-четыре. Так как будет с рулеткой? Сегодня можно?

— В любой день можно, — пробормотал белый, внимательно разглядывая лошадей. — Поставь на семерку, должна же она когда-то прийти…

Черный кивнул и направился к кассе, а белый обратился ко мне:

— Так вы надумали? Всерьез? Вам известно, что это нелегально?

— Известно. И я надумала.

— За вход надо платить пятьдесят крон.

Я хлебнула пива из бутылки и кивнула:

— И правильно, ведь если бесплатно, подумают, что предприятие несолидное. А сегодня для меня на редкость подходящий день, в крайнем случае я лишь спущу то, что выиграла.

— Никому ни слова об этом, — предостерег француз.

Я обещала хранить тайну, и мы расстались, договорившись встретиться, чтобы вместе отправиться в притон.

Сетку из гардероба я предусмотрительно взяла еще до последнего заезда, к счастью, никто из нас не выиграл, так что не нужно было стоять за деньгами в кассу. Все трое, французы и я, уселись в роскошный «форд». Его вел какой-то совершенно незнакомый мне тип. Я решила, что это наверняка один из датских миллионеров, имеющих собственные столики в богатых ресторанах, где я никогда не бывала, поэтому и физиономии его нигде не встречала. Впрочем, я тут же перестала о нем думать, переключившись на предстоящее мне удовольствие. Настроение у меня было отличное — после выигрыша и вылитого пива.

Не обращала я внимания и на то, где мы ехали. Помню, что промелькнул Конгенс Нюторв, и вскоре мы остановились на тихой улочке перед большим старым домом. Я старалась угадать, поднимемся ли мы на чердак или спустимся в подвал.

Оказалось, ни то ни другое. Мы прошли через двор, мои спутники подошли к какой-то двери, позвонили, о чем-то переговорили по-датски, нам открыли, мы вошли и самым обыкновенным образом поднялись на лифте на четвертый этаж. Там опять была дверь, мы опять позвонили, опять несколько слов по-датски, и нас впустили. Какой-то человек с вежливым поклоном взимал с посетителей плату за вход в размере 50 крон с носа.

Внутри все выглядело совсем обыкновенно, как в обычной большой квартире в старом доме, с той лишь разницей, что гости не раздевались в прихожей, а в полном обмундировании проходили в комнаты. Мое полное обмундирование сразу же доставило мне неприятности.

Дело в том, что, отправляясь в Шарлоттенлунд, я настроилась провести несколько часов на открытой трибуне. Датский климат мало чем напоминает флоридский. Я напялила на себя множество теплых вещей: шерстяную клетчатую юбку, водолазку из кроличьего пуха и сверху такую же кофту, колготки, теплые, прошу прощения, рейтузы, зимнее пальто на меху, теплые сапоги и шерстяной шарф. Уверена, что во всей Дании не нашлось бы второго человека, так тепло одетого, ибо по календарю уже наступила весна, а датчане свято верят в печатное слово.

На голове у меня были платиновый парик и черная кожаная шляпка. Парик я купила недавно, и до сих пор у меня не было случая показаться в нем. Правда, бега тоже не самый подходящий случай, но меня с утра мучила проблема, как быть с головой. Выбор у меня был небольшой: болгарская меховая шапка и кожаная шляпка. В меховой шапке я выглядела бы совсем по-зимнему, то есть нелепо, а в одной кожаной шляпке мне было бы холодно. Вот я и решила, что лучшим выходом будет парик, в котором тепло голове, и шляпка, которая прекрасно сидит на парике. Таким образом, на мне был платиновый парик, к нему я совершенно непроизвольно сделала соответствующий макияж, что и породило все несчастья, свалившиеся на меня.

— В этой комнате играют в покер, а рулетка — в следующей, — объяснил мне француз. — Предупреждаю, все свои вещи держите при себе, чтобы можно было в любой момент смыться.