Джозефина Тэй - Поставь на карту жизнь. Любить, но не терять рассудка. Что сказал покойник

Грант присмотрелся.

— Это не женщина, — сказал он. — Это богиня, спешащая на выручку, — к ним приближалась несокрушимая Марта с термосами, полными горячего кофе, и бутербродами на всех.

— Без велосипеда я б их никак не дотащила, — объяснила она, — но это было нелегко, потому что большинство калиток стоят на запоре.

— И как же ты проникла через них?

— Приходилось разгружать велосипед, перетаскивать его на другую сторону и затем снова нагружать.

— Вот вам дух, создавший Империю.

— Не спорю, но на обратном пути Томми должен пойти со мной и помочь.

— О чем разговор, конечно, я пойду, мисс Холлард, — сказал Томми с полным ртом.

С реки подошли остальные полицейские и были по очереди представлены Марте. Грант забавлялся, наблюдая панибратство тех, кто, совершенно очевидно, никогда о ней не слыхал, и пиетет тех, кто слышал.

— Боюсь, что новость просочилась-таки, — сказала Марта. — Сегодня мне позвонил Тоби и спросил, правда ли, что реку снова тралят?

— Ты не сказала ему — почему?

— Нет! Конечно нет, — сказала Марта.

При воспоминании о ботинке лицо ее снова омрачилось.

К двум часам пополудни вокруг них собралось порядочно народу. А к трем часам небольшой кусочек суши превратился в настоящую ярмарку, и местному констеблю пришлось приложить поистине героические усилия, чтобы установить хоть какой-то порядок.

В половине четвертого, когда тральщики дошли почти до самого Сэлкота, так ничего и не обнаружив, Грант вернулся в Милл-Хаус и застал там Уолтера Уитмора.

— С вашей стороны было очень любезно, инспектор, известить нас, — сказал он. — Мне следовало бы быть на реке, но я просто не мог себя заставить.

— Никакой надобности в этом не было.

— Марта сказала, что к чаю вы будете здесь, и я решил дождаться вас. Есть… какие-нибудь результаты?

— Пока что нет.

— Вы спрашивали сегодня утром насчет ботинка — почему?

— Потому, что он оказался застегнутым, когда его вытащили. Меня интересовало, как снимал их Сирл обычно — в застегнутом виде или расстегнутом. Очевидно, он всегда их расстегивал.

— А как же… как оказалось, что ботинок был застегнут?

— Или его смыло с ноги течением, или он сам сбросил его, чтобы легче было плыть.

— Ясно, — сказал Уолтер тоскливо.

Он отказался от чая и ушел, понурый и совершенно растерянный.

— Я понимаю, что он должен вызывать жалость. Мне стыдно, что я не испытываю к нему должного сочувствия, — сказала Марта. — Китайского или индийского?

Грант успел выпить три большие чашки обжигающего чаю («ты же внутри себе все сожжешь», — заметила Марта) и к тому времени, как позвонил Уильямс, снова чувствовал себя человеком.

Доклад, несмотря на все старания Уильямса, был скуден. Мисс Сирл недолюбливала своего двоюродного брата и не делала из этого секрета. Она тоже американка, но родились они в противоположных концах Америки и впервые встретились уже взрослыми. И, по-видимому, сразу же начали ссориться. Приезжая в Англию, он иногда звонил ей, но на этот раз нет. Она и не знала, что он в Англии.

Уильямс спросил ее, часто ли ее не бывает дома, можно ли допустить, что Сирл заезжал к ней или звонил и не застал ее. Она ответила, что ездила в Шотландию на этюды и что, возможно, Сирл неоднократно звонил ей, об этом ей ничего не известно. Когда она уезжает, в студии никого не остается, и на телефонные звонки отвечать некому.

— Ты видел ее картины? — спросил Грант. — Которые она привезла из Шотландии?

— Да. Вся квартира заставлена ими.

— На что они похожи?

— На Шотландию. Даже очень похожи.

— Написаны в традиционной манере?

— Я не разбираюсь. А так все больше западная часть Сатерленда и Ски.

— А как насчет его приятелей в Англии?

— Говорит, ей странно слышать, что у него вообще могут быть приятели.

— Она не говорила тебе, что за ним какие-нибудь грешки водятся?

— Нет, сэр. Ничего такого она не говорила.

— И она не догадывается, почему он мог вот так внезапно исчезнуть и куда он мог деться?

— Нет, сэр. Не догадывается. У него нет никого близких, это она мне сообщила. Родители умерли, а он был единственным ребенком. Относительно же его друзей она, по-видимому, ничего не знает. Во всяком случае, он сказал правду, что в Англии у него была только одна двоюродная сестра.

— Что ж, большое спасибо, Уильямс. Да, утром я совсем позабыл спросить тебя — ты нашел Бенни?

— Бенни? Как же. Без труда.

— Плакался он на этот раз?

Из трубки донесся смех Уильямса.

— Нет, на этот раз он выкинул новое коленце. Симулировал обморок.

— И что он с этого имел?

— Три рюмки коньяка за чужой счет и сочувствие толпы. Как вы, конечно, догадываетесь, мы были в баре. После второй рюмки он начал приходить в себя и стонать, что подвергается преследованиям, и тут же получил третью. Ко мне же отнеслись скорей отрицательно.

Грант счел, что это прекрасный образец заниженной оценки происходившего.

— Хорошо еще, что это был вест-эндский бар, — сказал Уильямс. В переводе это должно было означать, что попыток силой помешать ему выполнять свои обязанности не было.

— Он согласился пойти с тобой для дачи показаний?

— Он сказал, что пойдет, если ему дадут сперва возможность позвонить по телефону. Я сказал, что он прекрасно знает, что, согласно правилам Главного почтамта, телефоном можно пользоваться в любое время дня и ночи, но, если разговор у него вполне невинный, он, надеюсь, не будет возражать против моего присутствия в телефонной будке в качестве «жучка»?

— И он согласился?

— Он прямо затащил меня в будку. И как вы думаете, кому позвонил этот сукин сын?

— Своему депутату?

— Нет, думаю, что депутаты с недавнего времени стали от него шарахаться. Он злоупотребил их доверчивостью. Нет, он позвонил своему знакомому парню, который печатается в «Уотчмене», и пошел петь Лазаря. Мол, не успел он выйти «на волю», как за ним по пятам рванули полицейские, которым обязательно надо было загнать его в Скотланд-Ярд давать показания. Трудно ожидать, что человек не собьется с прямого пути, если каждый раз, как он соберется пропустить в баре с приятелями пару стакашек, какой-то тип в штатском, в котором за версту видно детектива, подкатывается к нему с какими-то разговорами… и так далее, и тому подобное. И затем отправился со мной, весьма довольный собой.

— Была от него польза Ярду?

— От него нет, а вот от его сожительницы была.

— Выболтала что-нибудь?

— Нет, но у нее в ушах были серьги Поппи. Поппи Пламбр.

— Не может быть!

— Если бы мы на какое-то время не изъяли Бенни из обращения, она бы сама с ним расправилась. Прямо осатанела баба. Она жила с ним недолго и уже собиралась от него уходить, потому Бенни и «приобрел ей бриллианты в уши». Такой уровень интеллекта, как у Бенни, даже божью коровку едва ли обременил бы.