Сергей Зацаринный - Шведское огниво

Неизвестность всегда тянется долго и мучительно. Окон в каморке не было, поэтому счёт времени было вести трудно. А выходить на улицу не хотелось. Лишний раз напрягать стражников, напоминая им, что он в немилости и опале. Поэтому, когда Злат, после долгожданного крика: «Наиба к эмиру!» вышел на двор, то от неожиданности зажмурился. Туман исчез и улица была залита ярким солнцем. Взглянув на него затворник с удивлением увидел, что оно уже склонилось за полдень. За это время до двора Сарабая можно было съездить по меньшей мере раз двадцать. Туда и обратно. Значит случилось что-то непредвиденное.

По торжествующе злобному лицу Алибека и растерянному виду эмира Злат сразу понял – это «что-то» не сулит ему ничего хорошего.

Оказалось, посланцы вернулись с пустыми руками. На постоялом дворе Наримунта не оказалось. Сотник, командовавший стражниками и битакчи посланный с ним, затравленно озираясь и явно понимая, что им не верят, рассказывали, как было дело. Сопровождавшие их кийяты уныло кивали со столь же растерянным видом.

Приехали на постоялый двор. Сразу двинулись к келье, где должен был находиться Наримунт. Злат им заранее объяснил где это, чтобы не искали и не пугали людей. Комната была закрыта изнутри на засов. Долго стучали, кричали и требовали открыть, но им никто не отвечал. Сломали дверь. А там никого!

– Из этой комнаты бесследно исчез предыдущий постоялец? – на всякий случай поинтересовался эмир.

Хотя уже и сам догадался – из той.

Сначала стражники растерялись. Потом, опомнившись перерыли весь постоялый двор и его окрестности. Лишь убедившись в бесполезности дальнейших поисков, воротились, несолоно хлебавши.

– В печке посмотрели? – насмешливо спросил сотника Злат.

– Первым делом проверил, – доложил тот, – Она была растоплена. Огонь горел.

Наверное, лицо у наиба стало таким же изумлённым и растерянным, как у эмира, потому что Алибек торжествующе произнёс:

– Похоже единственного, кто мог за тебя замолвить словечко, унесли джинны. Расскажешь нам про джиннов?

– Ты так пренебрежительно говоришь о джиннах, сын Исатая, как будто не веришь в их существование, – раздался позади Злата негромкий насмешливый голос, – А ведь о них сказано в Коране.

В дверях, опершись на посох, стоял сам шейх Ала-эд Дин эн-Номан ибн Даулетшах. Никто даже не заметил, как он вошёл.

Эмир мгновенно вскочил, будто получив пинка, и склонился в почтительном поклоне. Шутка ли? Сам Узбек во время своего пребывания в Сарае, исправно каждую неделю почтительно навещает старого шейха. Смиренно выстаивая во дворе и ожидая приглашения.

– До меня дошла весть, что верного слугу хана Узбека Хрисанфа ибн Мисаила несправедливо обвиняют в каком-то тяжком преступлении?

– Об этом даже речь не шла, – поспешно заверил эмир, – Обычная жалоба. Очень запутанное дело. Людям несведущим и незнакомым с искусством расследований, часто мерещиться злой умысел там, где его нет.

– Когда я проходил ворота, там какой-то человек кричал, чтобы его пропустили к эмиру. Видно, чужеземец, потому что его слова переводит толмач. Его пытались схватить какие-то люди, но стража вступилась. Краем уха я расслышал, что он именует себя сыном литовского князя.

Эмир и Алибек, забыв всякое почтение и важность, бросились во двор, едва не сбив с ног самого эн-Номана. Шейх лишь улыбнулся, посторонясь.

– Пойдём посмотрим, что там, – кивнул он наибу.

Только теперь Злат заметил позади эн-Номана, почтительно переминавшегося Илгизара.

Во дворе, между тем начиналось самое интересное.

– Это мой пленник! Я его забираю! – кричал Алибек, – Взять его!

– Стоять! Именем великого хана! – взревел эмир, – Кто не повинуется – умрёт!

Все замерли. Один, не понимавший кипчакского Наримунт продолжал что-то горячо говорить. Эмир повернулся к Алибеку.

– Послушай, ты! Щенок! – он особенно громко и чётко выговорил это слово, сделав после него паузу. Это прозвучало так неожиданно и оскорбительно, что кийат вжал голову в плечи.

– Пусть твой дед делает, что ему заблагорассудится у себя в Крыму, где милостью хана он назначен наместником. А здесь наместник я! Или ты думаешь, что я никчёмная старая баба, позабывшая в какой руке держат саблю, а мои нукеры, совсем раскисли от городской жизни? Вообразил себя молодым лисом, ворвавшимся в курятник? Слушай моё решение! Для тебя и твоих олухов будет лучше, если ты покинешь Сарай до захода солнца. Ты ведь ехал к хану на праздник? Вот и езжай. А я подам на тебя жалобу. Пусть хан решает, что делать с твоим пленником.

Со стороны всё это смотрелось совсем грозно и лишь наиб догадывался, что хитрый царедворец старается исключительно для взора эн-Номана. Почему не состроить из себя лишний раз матёрого старого пса, рыкающего на поджимающих хвост молодых волков? Тем более, оказавшись вдруг, рядом с шейхом.

Эмир прекрасно знал, что отец Алибека Исатай долго был наместником в Хорезме, откуда был родом сам эн-Номан. С тамошними жителями он часто не ладил и те жаловались на него хану, пытаясь прибегать к помощи своего могущественного и влиятельного земляка. С тех пор между хорезмийцем и кийатом пробежала чёрная кошка.

– Подойди ко мне юноша, – позвал эн-Номан Наримунта, – Толмача не нужно. Злат переведёт мне твои слова.

– Так зачем ты хотел видеть эмира Сарая?

– Мне сказали, что этого человека, – юноша указал на наиба, – Арестовали из-за меня. Я решил, что это несправедливо и пришёл.

– Так, значит всё-таки арестовали?

– Молодец просто неверно понял! – испугался эмир, – Ты же видишь, он совсем не знает нашего языка. Злат! Скажи! Разве тебя кто арестовывал? Просто этот, возомнивший из себя черт те что сын ишака, – ловко ввернул неугодного отца, показав на спину уже выезжавшего со двора Алибека, – орал про задержания и палачей. Может кто и принял всё это за чистую монету.

Эмир понизил голос:

– Он ведь даже православного монаха требовал арестовать. Это тоже прикажете всерьёз принимать?

– Ты верный страж законов, – одобрил шейх, пряча в бороду улыбку, – счастлив государь, у которого такие слуги.

– А ты, я вижу, храбр и справедлив, – повернулся он к Наримунту, – Из тебя получится хороший правитель. Окажи мне честь, достойный юноша, посети мою скромную обитель. Эмир, я думаю, отпустит тебя под моё поручительство? Ты тоже дай ему слово, что не сбежишь. Ты доказал, что ему можно верить.

От угощения шейх наотрез отказался. Оно готовилось для Алибека, не будет же эн-Номан довольствоваться объедками. Однако несколько милостивых слов всё-таки сказал и даже покровительственно похлопал эмира по плечу, одобряя его намерение подавать жалобу хану. Тот почтительно кланяясь проводил почётного гостя до самых ворот и подсадил в повозку.