Александр Устинов - NEXT-2. Следующий. Книга 4. Во имя любви

— Какие же тут мнения, Касатик? — печально усмехнулся Федор Павлович.

— Верно, — не стал спорить тот, прекрасно понимая, что имеет в виду его собеседник. — Тут двух мнений быть не может. И вариант всего один. Надо сделать что просят. А уж потом мы к этой компании приглядимся. И плотно приглядимся. Еще пожалеют, что ко мне сунулись.

Лавр выудил из кармана сигарету, но прикуривать ее не стал. Просто механически перекатывал ее между пальцами и тупо созерцал пространство прямо перед собой. Взгляд депутата Государственной думы был при этом совершенно пустым и отрешенным. Касатику очень хотелось предугадать ход мыслей бывшего коллеги, но он не мог этого сделать. Лавр прекрасно умел скрывать бушевавшие в нем чувства и эмоции. Всегда старательно прятал их вот под такой маской внешней отрешенности. Ситуация была патовой. Если не сказать больше. Несколько крошек табака из разминаемой пальцами сигареты просыпались на пол салона и туфли Лаврикова. Касатик не заметил этого.

— К тебе ведь от зампреда комитета Государственной думы не постеснялись сунуться! — саркастически заметил Лавриков, отчаянно хватаясь за последнюю спасительную соломинку.

Но этим, как оказалось, тертого калача, каким без сомнения и являлся многоуважаемый господин Касаткин, не прошибешь. Он беззлобно улыбнулся, достал из кармана упаковку жевательной резинки и отправил в рот одну из небольших мятных подушечек. Ритмично заработал челюстями, и Федор Павлович невольно отметил для себя идеальное состояние зубов криминального авторитета.

— Эка невидаль!.. — небрежно взмахнул рукой Касатик. — Как говаривал один наш коллега: «Чем выше я поднимался, тем больше находил грязи».

— Кто же у вас такой наблюдательный? — не смог удержаться от иронии Лавр.

— Не у нас, а — вообще, — безмятежно парировал собеседник. — Дон Корлеоне, Лавр.

— Дон… — Федор Павлович поскреб пальцами подбородок. — Вспомнил… — Но тут же, вскинув голову, он открыто уставился в стальные глаза Касатика. — А если я откажусь?

Вор в законе нахмурился. На мгновение даже замерли его двигающиеся челюсти, перемалывающие жевательную резинку. Касатик откинулся всем корпусом на спинку сиденья и сцепил пальцы рук у себя на животе. Сейчас он совсем не походил на забавного старичка в спортивном трико и стоптанных тапочках. Для выхода нынешний криминальный авторитет облачился в светло-зеленый двубортный костюм, идеально подогнанный по его справной фигуре, и в серый галстук с зелеными ромбиками. Очень представительно получилось. И главное, стильно.

— А ты даже отказаться не успеешь, — сказал Касаткин вполголоса. — И все, что надо, без тебя произойдет. Вопрос уж очень острый. Как заточка. Не надо даже думать об отказе. То есть подумать ты, конечно, можешь. И я тебе времени дам до послезавтра, чтобы ты созрел, совесть свою убаюкал, если надо… — Авторитет снова заработал ровными белыми зубами. — Но решение будет таким: в четверг к двенадцати закрыть вопрос.

Это уже был приговор. Причем окончательный.

— Говорил, мы параллельно живем. — Сигарета Лавра, так и не побывав у него во рту, вернулась обратно в боковой карман.

— Хорошо, что ты запоминаешь мои слова, — не остался в долгу Касаткин. — Но… В школе геометрия — евклидова, прямая. А в жизни получается — по Лобачевскому. Извилистая геометрия… Я ведь соображаю… — Вор в законе понизил голос до шепота. — Понимаю тебя, хоть и не в курсе тонкостей. Чувствую, что-то ты предать должен или нарушить обещание. Однажды по правилам ускользнул от подлости, но теперь… Дважды не бывает. Перетерпи. Один раз Бог простит. — С этими словами он дружески и энергично хлопнул Лаврикова по колену. Вроде как подбодрил. — И ты прости уж за поздний визит и… ультиматум. Поеду. Рано привык ложиться, а нам еще пилить и пилить по этим сумасшедшим дорогам… Четверг. До двенадцати. Не оплошай.

— Уж постараюсь, — ответил Федор Павлович после секундной паузы.

Говорить больше было не о чем. И так все сказали друг другу. Лавр выбрался из салона «мерседеса» и, не простившись с высокопоставленным в криминальном мире гостем, ссутулившись, направился к даче. Разухабистые разговоры в стане телохранителей тут же прекратились. Мошкин, распростившись с троицей Касаткина, заспешил вслед за Лавриковым. Что касается оставшихся братков, то те, так и не получив от босса никаких соответствующих инструкций, лишь равнодушно проводили Александра взглядами. После чего двое из них заняли места в джипе, а третий, долговязый детина с широким, на пол-лица носом вернулся к «мерседесу» Касатика и занял свое законное место за рулем дорогостоящего и престижного авто.

Все дверцы обеих машин захлопнулись, а затем взревели и моторы. Иномарки тронулись с места. Развернувшись, они укатили прочь от лавриковской дачи. Сначала «мерседес», а вслед за ним на почтительном расстоянии и внедорожник. Шум и суета мгновенно сменились наступившей тишиной.

Лавр поднялся на крыльцо и скрылся в недрах своей обители. Он даже ни разу не оглянулся. Ни на отчаливших гостей, ни на сопровождавшего его до порога Санчо. Мошкин, впрочем, все прекрасно понимал. Видать, разговор с Касатиком не принес Лавру никаких положительных эмоций. Расспрашивать сейчас Федора Павловича о чем-то было бессмысленно. Да он и сам в скором времени поведает преданному соратнику суть беседы.

Елизавета Михайловна и Иван, находящийся в отведенной женщине комнате, также прекрасно слышали шум автомобилей, подъехавших к территории дачи. Все это время старая экономка и мальчик сидели тихо и не покидали пределов помещения. Не торопились они выйти за дверь и после того, как таинственные машины незваных визитеров укатили в неизвестном направлении. Кирсанов приблизился к окну и старательно пытался разглядеть хоть что-нибудь в сгустившейся уличной темноте. Более или менее ему удавалось сделать это. Голощапова осталась возле порога, но свет по-прежнему не включала.

— Испугался? — шепотом спросила Елизавета Михайловна.

— Нет, — честно ответил Кирсанов, но почему-то непроизвольно поежился. — Там не было… плохой машины.

Лиза не успела уточнить, что именно имеет в виду мальчик. Входная дверь, ведущая с улицы в общую комнату на первом этаже, резко распахнулась, затем в холле вспыхнул свет, и в тишине дачи раздался громкий окрик Лаврикова:

— Федечка!

Голощапова, оставив Ивана в комнате, успела выскочить навстречу хозяину апартаментов в тот момент, когда он уже собирался было развернуться и вновь выйти на улицу в сопровождении неизменного Александра Мошкина. Лавр только мазнул по ней взглядом, вскинув голову, еще раз окликнул сына, обитавшего где-то в недрах второго этажа, и шагнул в направлении крыльца. Щурясь от яркого света, Елизавета Михайловна по лицу Федора Павловича пыталась определить его настроение.