Александр Устинов - NEXT-2. Следующий. Книга 3. Чужая война

Не в первый раз уже госпожа Виннер замечала, насколько желчен Хартман. Когда ему хотелось унизить собеседника и продемонстрировать собственное превосходство, Францу достаточно было только выпустить эту желчь наружу, и она окатывала собеседника с ног до головы.

— Здесь — грань, — как можно тверже сказала Ангелина, грациозно затягиваясь сигаретой. Ее окрашенные в ярко-красный цвет ногти выглядели очень хищно. — И переступить ее непросто. Даже для меня.

— О-о! — скривился, как от зубной боли, Хартман. — Нет никаких граней. Есть необходимость. При отсутствии завещания будет каша. Хаос. В неразберихе легко проводится нужная расстановка фигур, и никто ничего даже не заметит. — Он помолчал, выразительным взглядом окинув и Юрия, и Ангелину. — Но это лишь в том случае, если для мальчика не найдется места на игровом поле. Он лишний, увы… — Франц сделал скорбную мину, будто и впрямь сожалел о чем-то. — Зачем иметь пешку, которая, пользуясь своими маленькими размерами, может незаметно проскочить в ферзи и создать кучу лишних проблем?

С этими словами он стянул с себя шорты, оставшись в одних облегающих плавках темно-синего цвета. Шагнул к краю бассейна и еще раз с улыбкой оглянулся на гостей. Госпожа Виннер машинально отметила, что в действительности поджарая фигура Франца, которой он всегда так гордился, была уже не столь хороша, как прежде. Беспощадные годы взяли свое.

Хартман втянул живот и расправил плечи. Будто почувствовал ход мыслей сообщницы.

— Ангелина, дорогая, — пропел он бархатным голоском, и только хорошо знающий Франца человек мог знать, что именно скрывается за подобными интонациями. Это был зверь. Хитрый, изворотливый и очень жестокий. — Вам не удастся испепелить меня взглядом. Кожа огнеупорная. Сердце — донорское, от титанового киборга…

Госпожа Виннер ни на минуту не усомнилась в том, что так оно и есть.

— Верю, господин Хартман, — жестко произнесла она, но дуэль взглядов выдержать не сумела. Первой опустила глаза. — Но там — ребенок.

Похоже, что в этом вопросе переубедить госпожу Виннер было крайне сложно. Если не сказать — невозможно. Похоже, она уперлась категорически. С женщинами такое случается. К сожалению. Франц вынужденно пошел на попятный. Мыслями он уже был там, в бассейне.

— Так найдите какой-нибудь более гуманный, менее болезненный способ, — небрежно посоветовал он Ангелине. — У вас развязаны руки. Дерзайте, птица ночи с шестью крыльями! Без ограничений.

— Спасибо. — Женщина была вполне удовлетворена исходом состоявшейся беседы. Она поднялась с кресла и одернула на себе и без того длинное платье. Стройность ног была не самой сильной стороной госпожи Виннер. Она отдавала себе в этом отчет. — И… последний вопрос.

— Последние вопросы мне будут задавать там. — Хартман поднял вверх палец, указывая в направлении бегущих по небу облаков, но, тем не менее, не стал становиться в позу перед сообщниками. — Слушаю.

— Чтобы… дерзать грамотно, без ошибок, я должна понять… — Госпожа Виннер склонилась к круглому столику и небрежно бросила в пепельницу наполовину выкуренную сигарету. Загасить ее, по своему обыкновению, она не удосужилась. — Неужели вся эта длительная, дорогая и многоходовая комбинация затеяна лишь для того, чтобы сбыть сотни тонн падали?

Франц прореагировал на ее последние слова лишь снисходительной улыбкой, затем отвернулся и нырнул в воду. Несколько секунд его голова была скрыта под прозрачной изумрудной гладью. Потом Хартман вынырнул и, смахнув раскрытой ладонью капли с лица, блаженно растянулся на спине.

— Умная дама… — вымолвил он вполголоса, будто обращаясь к самому себе, но его слова прекрасно слышали и стоящая у края бассейна Виннер, и сидящий в кресле немного подальше Мякинец. — Молодец! Вы не хотите верить, что я — кретин. И правильно, госпожа Виннер… Россия — по-прежнему громадный необжитой рынок. И стратегически все чрезвычайно просто. Когда этот рынок окажется в системе Всемирной торговой организации, мы окажемся уже внутри его. И не с благими намерениями, а с мощной, развивающейся сетью внутри страны. С готовой инфраструктурой. С якобы российской национальной вывеской, под которую будет загоняться все, что сочтет нужным… шеф-повар, — вновь ввернул он свое излюбленное словечко. — Рождественский гусь должен быть готов к Рождеству. Только и всего. Приятно было поговорить. А теперь — простите. Я уплываю…

Хартман перевернулся на живот и умелым брассом поплыл к противоположному краю бассейна. Гости его уже не интересовали. С ними Франц попрощался без всяких этических условностей. Мякинец и Виннер переглянулись между собой.

— Акула, — уважительно протянул Юрий, имея в виду удаляющегося Хартмана. — А башка варит… Что это за Всемирная торговая организация?

— ВТО, — коротко ответила Ангелина.

— Похоже на театральное общество.

Виннер криво усмехнулась.

— Да, с театром много схожего… — буркнула она себе под нос и отошла от бассейна. — С драматическим… Когда поднимается занавес…

Она двинулась по тропинке в сторону высотного строения с твердым намерением немедленно покинуть временную резиденцию господина Хартмана. Ее ждали дела поважнее. Мякинец не успел залпом осушить свой бокал с кроваво-красным напитком, как женщина уже скрылась из вида. В этом у нее было много общего с потусторонними силами. В чем Мякинец не раз имел возможность убедиться. Юрий оглянулся по сторонам, пожал плечами и тоже поднялся с парусинового кресла.

Первые солнечные лучи беспощадно врезались в невысокий и не слишком густой слой тумана, стелющегося внизу. Натянув старые, местами потертые джинсы и на ходу застегивая ремень, Федечка подошел к раскрытому окну и замер, с удовольствием созерцая открывшуюся его взору картину.

Иван, опираясь на одну руку, приподнялся и заспанно огляделся по сторонам. Почти в самую последнюю очередь заметил и стоящего у окна Розгина.

— Привет. — Федечка улыбнулся ему, как старому доброму знакомому, с которым они уже знали друг друга бог знает сколько лет. — Я тебя разбудил?

— Нет, я сам проснулся, — прозвучало в ответ. — Доброе утро.

— Доброе, — с ходу согласился Розгин и вновь перевел восхищенный взгляд за окно. — И денек классным должен быть.

— Я все вспомнил… — тихо произнес Кирсанов, и в его голосе появились детские плаксивые нотки. — Все, что вчера было, — это правда, ведь так? Это не противный сон, который мне снится каждую ночь?

— Нет, это правда…

Объяснить двенадцатилетнему мальчику с точки зрения логики все случившееся — задачка не из простых. Прекрасно понимал это и Розгин, немного более умудренный жизнью, чем его младший товарищ. Но все же он попытался в силу своих возможностей и способностей. Маневрируя между разбросанными по полу шмотками, он вернулся к кровати и присел на нее рядом с Иваном.