Шота Горгадзе - Любовь к деньгам и другие яды. Исповедь адвоката

В помощницах у меня временно состояла Клара Игнатьевна — пожилая сиделка, которую жена наняла ухаживать за мной, хотя я всячески и отнекивался. Клара Игнатьевна оказалась сиделкой от бога: умела и знала все, что должна знать и уметь сиделка. Эта сухонькая, опрятная и немногословная старушка снискала уважение самой «главврачихи», с которой все и началось: узнав, что в подотчетном ей заведении восстанавливается некто Горгадзе, зашла познакомиться, а заодно и сообщить между делом, что ее сын женится, и спросить, что же я думаю по поводу юрфака вообще и по поводу брачных договоров в частности. Я пожелал молодым счастья и дал будущей теще несколько советов.

Клара Игнатьевна, которой посчастливилось иметь в Москве, на маршала Жукова, двухкомнатную квартиру, обдумывала вариант обмена своей московской собственности на дом в Твери и очень радовалась предстоящей сделке: старушка оказалась родом из Твери, и там была жива и процветала ее многочисленная родня. Один из родственников как раз и предложил Кларе Игнатьевне эту сделку. Клара Игнатьевна очень радовалась и даже живописала мне, как вскоре заживет в доме с дедом вдвоем, а внуки да родня «наезжать станут». Сделка была вроде как баш на баш, с незначительной доплатой в пользу Клары Игнатьевны. Разумеется, Клара Игнатьевна не хотела меня утруждать и проговорилась об «этом деле» в моем присутствии совершенно «случайно», предварительно на примере главного врача убедившись, что я — «тот самый» Горгадзе и есть, и даже сличив мое фото (до контузии) с фотографией на сайте. Затем, тщательно конспирируясь, Клара Игнатьевна пронесла мне в палату тот самый договор от родственника, и я его прочел, хотя доктора и запретили мне читать.

По договору выходило, что Клара Игнатьевна получала в обмен на свою «скромную» двушку в Москве просто-таки (если верить приложенной фотографии) дворец в Твери, да еще несколько тысяч американских денег. Не сделка — мед.

Через велокурьера я направил в офис записку (!) — это, знаете, отдельный кайф — и через пять дней получил новый договор и реальные фотографии тверского «дворца».

Дом действительно был большой, но явно и давно «с привидениями» и по факту представлял собой полупустую развалюху на отшибе, да еще ко всему рядом с лесопилкой.

Увидев фото, Клара Игнатьевна побледнела, заохала, заплакала и зацеловала меня, а вечером втайне пронесла мне в палату (благо, отдельную) запеченную с яблоками утку, которую я с огромным, уже порядком подзабытым на казенных кашах удовольствием и употребил по назначению. Врачи, конечно, оспорили бы, но, как по мне, так утка с яблоками куда быстрее возвращает к жизни, чем ее больничный аналог.

За вторую половину утки был составлен новый договор, в результате которого Клара Игнатьевна переуступила право собственности на квартиру тому же самому родственнику в Москве, но на этот раз за живые деньги, а фотографию «дворца» предложила родственнику оставить себе, размножить и сделать фотообои, коими и оклеить всю площадь «дворца», может, тогда кто и позарится. Клара Игнатьевна в лицах описала мне, как родственник орал на нее по телефону, а она спокойно, внятно и монотонно отвечала «обращайтесь к моему адвокату».

Родственник покричал, покричал, но быстро сдался, ибо цена была все равно хорошей. На вырученные деньги чудесная Клара Игнатьевна не только вполне сможет приобрести двухкомнатную квартиру в новостройке в тихом центре родной Твери, да к тому же останется при деньгах больших, чем сулил родственник.

С того дня Клара Игнатьевна бдила за мной в три ока, и никто, включая Полозова, кроме врачей, не мог добраться «до тела», не пройдя предварительной аудиенции у нее. Она же следила за тем, чтобы мой труд не оставался неоплаченным: огромные излишки мандаринов, апельсинов, прочих фруктов, соков из них и прочей еды домашнего и не очень приготовления мне приходилось, чтобы не обидеть Клару Игнатьевну, тайком от нее раздавать другим пациентам.

В день выписки Клара Игнатьевна расплакалась, а главврач со звучным именем Ираида Георгиевна Мать, крепко пожав мне руку, поблагодарила за совет насчет брачного договора и пригласила навещать, если что.

Жена едва сдержалась, чтобы не рассмеяться, я сказал, что ничего обещать не могу, и на этой теплой, дружеской ноте мы расстались.

За порогом больницы меня поджидала жизнь. Жена взяла на себя смелость всю первую неделю моего отсутствия отвечать на звонки на моем сотовом, а затем сделала переадресацию на офис, так что тут неожиданностей не было.

Через час после моего приезда домой мне позвонил Абрам Левин. Я ждал этого звонка. Договорились на вечер.

Я готовился к этому разговору еще в больнице. Обычно я готовлюсь к ответственной речи в суде — сам себе и адвокат, и прокурор: придумываю вопросы прокурора и сам же их парирую, стараясь поставить себя в тупик. Это проверенная тактика, и она не раз меня выручала, позволяя заранее подготовиться к тому, к чему подготовиться невозможно в принципе — к неизвестности.

В случае с миллиардером Левиным было куда проще: о чем мы будем говорить, я знал в точности.

Что самое важное в работе адвоката?

Идиотский вопрос. Вопрос, изобличающий дилетанта, к какой бы профессии он ни относился. Спросите прыгуна с шестом, водителя автобуса, врача, космонавта, бетономешальщика, что самое важное в их профессии?

Если человек профессионал, он вам сразу не ответит. Подумает. А потом опять не ответит.

Да все самое важное! Все. Знание. Информация. Вежливость. Улыбка. Свежий запах изо рта.

Как бы ни старались люди отделить свои человеческие предрасположенности от Закона, придав ему максимально возможную строгость, жесткость и точность формулировок, все равно многое (иногда слишком многое) решают человеческие отношения.

Можно ли бесстрастно отнестись к человеку, чья физиономия выводит вас из себя?

Стоит ли справедливого решения тот, кто неприятно пахнет?

Мы никогда не узнаем, сколько несправедливых решений выносится судьями ежедневно, исходя лишь из несварения судейских желудков и зубной боли.

Сколько жизней Закон разрушил, основываясь на человеческих предрассудках, стереотипах, личных предпочтениях и предубеждениях?

Судьи, адвокаты, прокуроры, полицейские, следователи — все, так или иначе связанные с Законом, — люди, и ничто человеческое им не чуждо.

Они любят и ненавидят, они страдают и боятся, они имеют свои слабости. Они покупаются и продаются. Тот, кто знает их слабости, обладает силой, которая и не снилась ни одному супергерою.

Я в загородном доме Абрама Левина, жду в приемной.

Я спокоен. Я готов к вопросам и знаю, о чем пойдет разговор.