Николас Фрилинг - Ать-два!

— Не могу сказать, что в твоих словах нахожу много смысла.

— Нет. Но и в том, что касается ее, тоже. Теперь. Я не хочу, чтобы ты страдала из-за всего этого. Этот ребенок…

— Останется там, где есть.

— Хорошо… это все, что я хотел услышать — что мы не должны быть нелояльными по отношению к Эстер. Мне кажется… что у вас с ней много общего.

— Эта женщина, — очень медленно проговорила Арлетт, явно не желавшая больше слушать никаких нелепиц, — она была в Дьенбьенфу? В военно-воздушном десанте? Но она не оставалась там. Там оставалась только де Галард.

— В Ханое, как я понимаю, было полно тех, кто хотел попасть туда, и некоторым это удалось. Тебе не приходило в голову, что что-то могло произойти… что она сделала что-то такое… что надо было скрыть? Сегодня я получил намек на то, что именно так и было. Она что-то сделала. Возможно, позже об этом стало каким-то образом известно, и поэтому она и уехала из Франции. Кто-то мог на протяжении всего этого времени стараться найти ее. Отсюда и пистолет-пулемет… но что, черт возьми, она сделала и как мне это выяснить?

— Она могла совершить то, что весь мир считает преступлением, а служба не считает, — сказала Арлетт.

— Что ты имеешь в виду?

— Я не знаю. Некоторые женщины выбрали ту жизнь, потому что почувствовали… откуда я знаю?.. отвращение к жизни, к буржуазии, к трусости и зависти, к мелочным, грязным, мерзким способам наживы. Я знаю только, что могла бы сделать то же самое. Бриджит Фриан попросила сбросить ее туда на парашюте, но ей не разрешили. Я понимаю. Если Эстер была такой и я каким-то образом унаследовала ее ребенка, я могу сказать только, что это милость Божья. Выясни о ней все, что сможешь. Для меня. Я должна вырастить этого ребенка. Это важно для меня.

Ван дер Вальк молча взял сигарету и закурил.

— Хорошо. Ладно, я пошел… Министр дал мне зеленый свет.

— А прокурор?

— Нет… Это чисто административный вопрос: какова моя профессиональная репутация во Франции, в какую сумму я должен уложиться. Они хотят, чтобы все проходило тихо, не раздражало французов, не настораживало прессу, чтобы не пахло никакой политикой, чего бы это ни стоило. Как во времена Маршала.

— Когда дело кончилось тем, что тебя подстрелили.

— Странно, но именно это сказал и министр. Не беспокойся, после того, как в меня всадила ружейную пулю Анн-Мари, я буду очень остерегаться этого маньяка с пистолетом-пулеметом. Вопрос в том, как мне быть. Поеду туда — получу туманные ответы. Тот полицейский — с шампанским или без шампанского — моя последняя надежда. Мне надо с чем-то прийти. Я не могу войти и в лоб спросить, что сделала Эстер и почему это надо было замять. Мне нужен какой-то предлог. Может быть, найти кого-то из той битвы, кто знал ее? Это ведь была сравнительно небольшая группа… сколько их там было примерно?

— Включая тех, кто выжил после битвы? Около двух тысяч. Их много повсюду… — Она запнулась. — Тех, кто был там… Почему бы тебе не расспросить Жан-Мишеля? — Это был брат Арлетт, который жил в Тулоне и иногда предоставлял в их распоряжение свой загородный домик. Инженер, очень успешный. Когда Ван дер Вальк был ранен в Пиренеях, они пробыли две недели в Тулоне после того, как он немного поправился. Ему нравился Жан-Мишель.

— Разве он был там?

— Нет, но он был в той дельте. Еще один человек, который пытался попасть туда. Но он был инженером-мостостроителем… На том этапе такие, как он, не требовались. Почему бы нам не позвонить ему? — резонно спросила Арлетт.

Он оценил простоту решения:

— Звони.

Пока она набирала номер, его порыв неожиданно пропал, и Ван дер Вальк протянул руку, чтобы остановить ее. Так ли уж он в самом деле хотел впутывать во все это жену, что собрался вовлечь и ее словоохотливую умную семью? Имеет ли право на это расследование личной жизни Эстер, которую она с таким трудом старалась держать в тайне, ради удовольствия и в назидание тулонской верхушке? Но было уже поздно. Арлетт, высунув язык, старательно набрала номер, и автоматическая система международной связи сделала свое беспощадное дело. Тулон вернулся к нему, как натянутая, а потом отпущенная тетива, и в гостиной Жан-Мишеля уже раздавались гудки. Арлетт торжествующе протянула ему трубку.

— Алло? Клаудин?.. Да, это я… да, отлично, да, она здесь… Я? Держусь, как обычно, а ты?.. А Жан-Мишель?.. Он дома?.. Дашь его на минутку, а потом я передам трубку Арлетт… Алло, как жизнь?.. Скажи мне, ты будешь дома в течение, скажем, следующих нескольких дней? Я собираюсь заехать, если это не доставит особых неудобств. Есть одна довольно интересная тема, по которой мне важно было бы узнать твое мнение… Да-да, о, это долгая, сложная история… Нет-нет, профессионально. Вроде банальная история, и вдруг дает сбой. Я не нарушу твои планы?.. А планы Клаудин?.. Ну конечно, за рюмкой… Возможно, завтра вечером… что привезти — копченого угря?.. Да, конечно… Подожди, тут Арлетт.

Ну вот. Теперь он связан. Хотя идея не так уж и плоха. Жан-Мишель был осмотрителен и очень современен. А самое главное, он был человеком уравновешенным и очень неглупым. Арлетт радостно щебетала по телефону. Он отправился на кухню за молоком.

— Оревуар, бай-бай, — произнесла она, когда он вернулся. О, эта ужасная манера француженок общаться по телефону, используя идиотские фразы на смеси французского с английским. То же самое было, когда они находились во Франции. В первый же день Арлетт утрировала все: свой акцент, свой аппетит, свою манерность — только ради того, чтобы показать, что она «дома». Ее нельзя было осуждать. Чисто по-человечески, даже после двадцати лет жизни в Голландии, продолжать так страстно любить запахи, звуки и воздух своей страны. Это не было шовинизмом. Это было правильно. Так и должно было быть. Интересно, а что чувствовала Эстер? Она так же тосковала по своей «родной» земле, сидя в муниципальной квартирке на стерильной Ван-Леннепвег? Какая земля была ей родной? Югославия, которую она, вероятнее всего, никогда не видела? Па-де-Кале, где она родилась? Бесплодные, то раскаленные, то очень холодные нагорья юго-запада? Или Индокитай?

— Напомни мне купить им копченого угря.

— И привезти копченого гуся мне.

— Я позвоню в аэропорт.

Аэропорты… «Ты думаешь, что у них есть завтра рейс на Марсель?» После раздраженных пререканий он заказал билет на самолет компании «Иберия», который должен был доставить его в Париж, откуда через несколько часов ожидания он мог добраться внутренним рейсом до побережья. Но он отклонил два предложения, которые позволили бы ему выиграть один час времени и доставили его «а» — в Ниццу и «б» — в Лион… Тогда он снова пропустил бы обед.

На следующее утро, в одиннадцать часов, комиссар, не забыв копченого угря, был в Схипхоле. Официальный документ удостоверял, что Ван дер Вальк, Питер Саймон Джозеф, вылетает по делам государства Нидерланды (туристским классом). Скучающая девушка в билетной кассе выдала ему неразборчиво, через копирку заполненный билет, в котором значилось, что пассажир совершает полет Амстердам-Схипхол до Марселя-Мариньяна через Париж-Орли, и мелкими буквами пространно разъяснялся смысл Варшавской конвенции. Шовинизм пробивал себе дорогу. Утренняя газета была полна рассуждений о том, какие гадкие эти французы и как они придираются к голландцам по поводу маргарина.