Николас Фрилинг - Сфера влияния

Он еще не совсем проснулся, когда громкий стук в дверь возвестил о том, что уже половина девятого утра и ему принесли кофе. Зевая, он сел, почувствовав, что голоден.

— Войдите.

Горничная уже ушла, когда он заметил, что она принесла две чашки для кофе. Ну что ж, он был способен запросто уничтожить завтрак, рассчитанный на двоих! Вместе с тем, если рассуждать дальше, возможно, горничные в Инсбруке автоматически приносят завтрак для двоих! Он чистил зубы, когда снова раздался стук в дверь. «А, вернулась дурочка, разносящая неправильные завтраки!» Он сплюнул пасту и, обернувшись, обнаружил Анн-Мари, невозмутимо разливающую кофе!

— Доброе утро! Надеюсь, вы не против принять во время завтрака гостью. Черный или с молоком?

Прежде чем ответить, некоторое время ему пришлось потратить на то, чтобы привести в порядок мозги.

— Вы сами детектив или что?

— Канизиус сказал мне. Я действовала поддавшись внезапному порыву. Я летела с ночной пересадкой через Париж. Мой самолет приземлился два часа назад.

Все это было как-то слишком для нормального восприятия, когда он еще и кофе не пил. Он в полной мере ощутил экстраординарность происходящего. Она, конечно, имела полное право приехать сюда, появиться в его номере, но не так же внезапно вместе с утренним кофе. Однако каждый должен признать, что это не слишком приятное зрелище. Она выглядела очень молодо. В черных брюках и свитере — на ней были даже популярные здесь тяжелые ботинки. Он увидел перед собой ту девушку, которая пятнадцать лет назад вышла замуж за Жан-Клода Маршала. Он пил свой кофе и чувствовал себя болваном.

— Канизиус, — спокойно говорила она, поедая булочку с абрикосовым джемом, — он вообще обожает говорить людям вещи, которые они могут находить очень и очень неприятными, сказал, что он здесь с девушкой. Кто она? Обыкновенная безмозглая кукла из тех, что предпочитают горнолыжников?

— Я не знаю. Она приехала из Кельна. Он познакомился с ней там. Ей всего восемнадцать лет, она работает ассистенткой продавца в магазине, очень хорошенькая, прекрасно танцует и катается на лыжах, ее зовут Дагмар.

— Вот как? Действительно безмозглая кукла, — невнятно бормотала она с набитым булочкой ртом. — Жан-Клод, должно быть, сошел с ума. Меня это обеспокоило. С ним наверняка что-то происходит — именно поэтому я и приехала. А вы что думаете?

— Мадам, он ваш муж. Я должен только найти его.

— Но ведь это не преступление — сбежать с молоденькой девушкой из Кельна.

— Нет. Если только он ее не принудил к этому. Это было бы очень нежелательно. Опрометчивый поступок в том случае, если он в самом деле не хотел, чтобы его отыскали.

— Это не Талейран сказал, что опрометчивость больше, чем преступление?

— Я думаю, он имел в виду нечто среднее. Хотел бы я знать, что именно совершил ваш муж? Какое из преступлений?

— Почему вы так думаете?

— Возможно, потому, что я полицейский. Я должен побриться.

— Ну так давайте брейтесь. Я не возражаю.

Это сбило его с толку окончательно. Он чувствовал себя самым настоящим провинциальным придурком, это была чертовски неприятная ситуация. Принимая эту женщину, оказалось не так-то просто что-либо делать при этом. Зачем она приехала? И почему она распивает кофе в его комнате, когда он еще не успел побриться?

— Это будет очень нагло — спросить, что вы собираетесь делать?

Он почувствовал боль на челюсти и отдернул от лица бритву.

— Принять душ, — отрезал он, собирая свою одежду. «Должно быть, потому, что они такие богатые, а я не играю в этой лиге, я чувствую себя полным идиотом. Вернуться бы сейчас в Амстердам, сидеть писать в офисе рапорты. В Инсбруке я чувствую себя не в своей тарелке, особенно когда просыпаюсь и обнаруживаю у своей кровати жену миллионера, спокойно попивающую кофе», — раздраженно думал он.

Намек был достаточно ясный, он надеялся на то, что теперь она уйдет. Он вытирал волосы, чувствуя себя свежим, а потому бодрым и способным совершать разумные действия.

Она все поняла и ушла, но тут же вернулась. На его постели лежал молодежный, яркий, ужасно дорогой свитер — вещь того сорта, которые обычно выставляются в витринах дорогих спортивных магазинов, где у дверей обязательно стоит пара полицейских с дубинками. Он изумленно посмотрел на это. Она стояла у окна и невозмутимо курила.

— Что это?

— Свитер. Ваш, с таким вырезом, вещь здесь совершенно неподходящая. Вам еще нужны брюки — я их тоже привезла. И еще ботинки.

Он все смотрел на свитер. Выглядел он очень привлекательно, цвет хороший и вообще.

— Я должен сказать вам две вещи, миссис Маршал. Первое: я полицейский и не могу принимать такие подарки по совершенно очевидным причинам. Второе: я не беру подарков, даже в частной жизни, от женщин. Кроме того, обычно по утрам я пью кофе со своей женой.

— Вы городите полную чушь, — спокойно заявила она. — Если эта девушка также глупа, то Жан-Клоду проще всего посадить ее на поезд, чтобы она ехала домой. Вы никогда Не научитесь кататься на лыжах, если будете таким негибким и прямолинейным.

— А я и не собираюсь кататься на лыжах. Не хочу.

— Вы на горнолыжном курорте, — довольно резко сказала она. — Или вставайте на лыжи, или сидите на своей старой заднице.

Он только открыл рот, но тут же захлопнул его. Да, этим утром жизнь била ключом. А он был слишком стар.

— Надевайте. Он вам очень даже пойдет. И не надо этой детской чепухи по поводу «подарков», вы прекрасно знаете, что все ваши расходы оплачивает Канизиус. Вы ведь приехали сюда, так? На чем? На поезде, на такси или еще на чем-то? Надевайте.

— Вы что, ревнуете его? Или надеетесь увидеться с ним и заставить ревновать его?

Она просто смотрела на Ван дер Валька, не говоря ни слова.

Что ж, выбор у него небогатый: встать на лыжи или сидеть на своей старой заднице. Он взял свитер и начал натягивать его на себя. Пока его голова находилась внутри свитера, у него возникло ощущение, что его обхватила пара сильных, приятно пахнущих рук. Просунув голову в ворот, он сделал глубокий вдох, ощущение внезапно исчезло — руки моментально отпустили его. Женщина лежала на его кровати, закинув руки за голову. Несколько запоздалым движением она вернулась в сидячее положение, приподняв ноги в тяжелых ботинках.

— Я капризная, нервная, раздражительная персона, — спокойно проговорила она. — У меня была тяжелая травма. Я надеюсь, что увижу эту танцующую девушку, эту красотку. Я надеюсь, что увижу ее на середине олимпийской лыжни, и тогда я обойду ее, обойду, черт возьми.

Он причесался, усмехнувшись ее словам.

— Очень хороший свитер, да. Мне он начинает нравиться. А вы горнолыжница?

— Да. И если я борюсь, то борюсь по-настоящему. Я не желаю быть просто хорошенькой куколкой.