Фрэнк Грубер - Монахи-молчальники

Драгар подмигнул ему так, что заметно было издалека:

— Ах, и чего только женщины не вытворяют с мужчинами! Впрочем, и мы вытворяем с ними. — Он рассмеялся. — А эта немецкая графиня… у вас с ней было небольшое приключение?

— Нет, но я думал, что будет.

— Вечер только начинается, мистер Танкред. И хотя я сам пока еще новичок — ну, более-менее — в Париже, знаю: здесь есть места, где можно встретить потрясающих женщин. Вы любите немок? Блондинок? Я люблю. Но мои вкусы чисто католические. Я также люблю брюнеток и рыженьких. Не станем ссориться. Вы можете заполучить блондинок, а я возьму других. И возможно, нам удастся немного поговорить.

— Об Аттиле?

— О его сокровищах. Я знаю, где они.

— Знаете? Тогда вам не следует обзаводиться партнером, мистер Драгар. Вам надо помалкивать.

— Ну, мне неизвестно точное место от сих до сих. Я не могу сказать — это в шести километрах вон от того дерева, восьми от скалы и копать надо на шесть футов. Такое не для меня. Я лишь приблизительно знаю место.

— В радиусе ста футов? Сотни ярдов?

— Ну, не столь близко.

— В радиусе мили?

— Мне известно, в какой они стране, — произнес Драгар, выпятив губу. — А это куда больше, чем знают многие. Они думают, что это моя родная Венгрия. Это не так, мистер Танкред. Я, Стефан Драгар, заявляю об этом со всей ответственностью. Это место там, что сейчас называется Югославией, в области, однажды бывшей Венгрией и отнятой у нас этими убийцами — сербами и хорватами, которые не имеют права на собственную страну. Они продали ее туркам в 1449 году. Мой предок, великий Иоан Хуньяди, победил турок при Косове, а затем эти подлые сербы вновь продали землю туркам. Сын великого Хуньяди Матьяш, став королем венгров, освободил земли и изгнал турок из Европы. Мой народ удерживал эту землю, пока ее не украли у нас в 1918 году.

— Мне казалось, это австрийцы аннексировали Венгрию чуть более ста лет тому назад.

— Австрияки никогда не аннексировали Венгрию, — решительно возразил Драгар. — Просто Венгрия присоединилась к Австрии.

— Во главе с австрийским императором?

— Потому что наша королевская династия вымерла — это и есть единственная причина. Был бы жив хоть один член этой семьи, объединенными странами с таким же успехом мог бы управлять венгр. Вы что, подшучиваете надо мной, мистер Танкред?

— Есть немного. Хочу испытать ваш патриотизм. А вы на поверку лояльный венгр.

— Так и есть на самом деле. И это трагедия, что мне не дозволено жить в моей стране. Мне, который столько сделал для родины во время войны. Всему виной коммунисты, мистер Танкред. Захватив власть, они поставили на мне крест.

— Как вы относитесь к югославам?

— Я сражался против них во время войны, и когда Тито пришел к власти… он знал обо мне слишком много. Тито — первый коммунист, а Гратиан — второй. Он меня не жалует.

— А к Германии?

Драгар прочистил горло.

— В Германии все еще есть фашисты. И неофашисты. Неофициально я волен приезжать и уезжать. Официально я — персона нон грата.

— А как насчет Франции? Каково вам здесь приходится?

— А что, разве я не в Париже в данный момент и не собираюсь повеселиться в вашей компании нынешним вечером?

— Только не со мной, Драгар. Я собираюсь хорошенько отдохнуть.

— Но я хочу поговорить с вами еще… о моем предке Аттиле.

— Я не изменил моего решения. Ваше предприятие не для меня.

— И я не изменил моего решения. Речь идет не о том, чтобы составить мне компанию с лопатой в руке…

Танкред покачал головой:

— Я вот-вот начну писать новую книгу, мистер Драгар. Будь у меня все эти богатства, у меня пропало бы желание браться за перо…

— Со всем этим золотом в вашем распоряжении вам вообще незачем было бы писать. — Драгар показал в улыбке белые зубы. — Возможно, мы встретимся снова, мистер Танкред.

Танкред пожал плечами и вернулся к себе в номер.

Жак Симон был так же говорлив и непоседлив, как и в первую встречу.

— У меня чек, месье Танкред. Я оприходовал его нынешним утром и могу вручить вам. Или, если желаете наличные, я отправляюсь с вами в банк и передам вам деньги. Что вы предпочитаете?

— Чека вполне достаточно. Пошлю его по почте в мой банк в Нью-Йорке.

— Может, предпочитаете переслать его в швейцарский банк? — Симон прищурил глаза. — Некоторые американцы так делают. Тамошние банки не предоставляют информацию, и таким образом можно уклониться от уплаты налогов…

— Я плачу налоги.

— Конечно, так поступать честно. Увы, во Франции слишком много людей, которые стараются обмануть правительство, — вот почему наша страна всегда нуждается в деньгах. Однако с тех пор, как наш великий лидер Шарль де Голль пришел к власти… — Симон спохватился. — Я должен научиться не говорить о политике. Увы, это моя слабость. Мадам Симон ожидает вас сегодня вечером на обед.

— Вы не станете особо возражать, если я не приду? Я улетаю в Гамбург.

— В Гамбург? Вы туда отправляетесь? — Симон скорчил гримасу. — Уж не за тем ли, чтобы повидаться со свиньей Давеном?

— Я отправляюсь туда главным образом для того, чтобы организовать немецкое издание «Привет, Цезарь!». Но надеюсь побеседовать с Давеном, если такая возможность представится.

— О, полагаю, это можно организовать. — Симон вздохнул. — А также полагаю, что вам надо с ним переговорить, но, пожалуйста, мистер Танкред, не упоминайте при этом моего имени. Если он спросит обо мне, скажите, что вы ничего про меня не знаете. Или, если пожелаете, сообщите ему, что я весьма процветаю, а Франция величайшая страна в мире… О, извините! В своем энтузиазме я совсем забыл, что вы американец.

— Вы совершенно правы, говоря так о Франции. Это ваша родина. Я мог бы то же самое сказать о Соединенных Штатах…

— Мы всегда были союзниками — ваша страна и моя, — напомнил Симон. — Между нами нет конфликтов. Вы напишете мне из Германии?

— Да. — Танкред смешался. — Мистер Симон, есть люди, которые собирают старые книги, манускрипты и все такое прочее. Приватные коллекционеры, музеи…

— О да, мой друг Пьер Дассэн… э… библиофил. У него прекрасная коллекция книг о нашем блистательном императоре, своего рода наполеониана. Мне говорили, что ее ценность увеличивается с каждым годом.

— В его коллекции есть автографы Наполеона? Возможно, написанные им письма?

— И много! Я сам держал в руках письмо императора, написанное маршалу Нею. И другое — к Жозефине. Им цены нет.

— Насколько они бесценны?

— Сам я не знаю, но могу спросить Пьера, если вам угодно. Вы… у вас что, есть автографы?

— Нет, мне просто любопытно. Должно быть, имеется много старинных манускриптов во Французском музее, не так ли?

— Ну, мне так говорили.