Фрэнк Грубер - Монахи-молчальники

— Письма, датируемые… сотнями лет назад?

— Несомненно.

— Письма, возможно, скажем так, написанные Карлом Великим?

— Быть может. Доподлинно не знаю. Но мог бы выяснить это для вас.

— Могли бы?

Симон одарил его особенным взглядом и потянулся к телефону. Он красноречиво пообщался с телефонисткой, подождал, пока она наберет для него номер, затем поговорил с двоими разными людьми, быстро тараторя на французском. Наконец, прикрыв на мгновение микрофон ладонью, сказал Танкреду:

— Насколько куратору известно, у них нет подлинных писем Карла Великого. Зато есть более старые документы, например написанный Лабьенусом, великим генералом Цезаря…

— И во сколько они его оценивают?

Симон снова заговорил в трубку, покачал головой, прикрыл микрофон.

— В миллионы, — сообщил он. — Собственно, его никогда не оценивали, потому что оно принадлежит Франции и не продается.

— Миллионы франков… или миллионы долларов?

— Франков, конечно. Что-нибудь еще?

— Нет. Благодарю вас.

Симон в свою очередь поблагодарил куратора музея и положил трубку на рычаг. Затем метнул пронзительный взгляд на Танкреда:

— Вы владеете ценным автографом?

— Нет. Просто размышляю. О книге, которую написал. Предположим, я смог найти подлинный манускрипт, написанный самим Юлием Цезарем.

— Такого манускрипта просто не существует!

— Допустим, что существует. Сколько он мог бы стоить?

— Для Британского музея столько же, сколько весь национальный долг Франции. Для богатого американского музея — кто может сказать? Однако куратор отметил, что не все древние манускрипты ценны. О, все они имеют определенную ценность, но по-настоящему ценными являются те, которые были написаны важными историческими лицами или адресованы им. Лабьенус, как вам известно, был легатом Цезаря…

— Его лучшим генералом во время галльской кампании, — уточнил Танкред. — Но он покинул Цезаря в начале гражданской войны и переметнулся к Помпею.

— Увы, да, я помню это еще со школьных дней. Даже великий Лабьенус недооценил Юлия Цезаря. Или же завидовал ему. — Симон сделал паузу, выпятив губы. — Знаете, Марсель Давен стал жертвой своей собственной зависти. Он мнил о себе очень высоко, а его книга не пользовалась особым успехом. Может, это и стало причиной, по которой он присоединился к нацистам…

Табличка на двери гласила: «Dr Friedrich Spiegel. Schriftsteller und literarische Agentur» [6] «Фридрих Шпигель. Писатель и литературный агент» ( нем. ). . Доктор Шпигель немного смахивал на Эрика фон Стройхема. Он вежливо поклонился и протянул Танкреду сильную, мясистую руку.

— Я не прочел еще вашей книги, мистер Танкред, — признался он, — но видел упоминание о ней в одной из наших литературных рубрик. Слышал, в Англии она идет нарасхват?

— В Соединенных Штатах — тоже. А вскоре, надеюсь, и во Франции.

— Ах да, Франция! Скажите, сэр, как много денег вы ожидаете от немецкого издания, если такое будет организовано?

— Шалимар в Париже предоставил мне аванс в две тысячи американских долларов.

— Наши немецкие издатели также хотят получить права для германоязычных Австрии и Швейцарии. Долю в букклабе и права на обложку.

— Это можно организовать.

— Если французы могут уплатить вам две тысячи долларов, то мы, как я представляю, сможем удвоить эту сумму. Вас это удовлетворит?

— Почему же нет, если вы в состоянии отстегнуть такую сумму?

— Контракты будут предоставлены вам на подпись уже завтра.

— Однако вы еще не разговаривали ни с одним издателем.

— Я же получил вашу записку, в которой вы сообщили, что посетите Гамбург и хотите поговорить со мной о вручении мне прав на немецкое издание вашего романа. Так что все уже организовано. Ваш издатель Генрих Мюллер Верлаг. Контракты составлены. Завтра вы сможете получить деньги. Только одно «но». Мюллер Верлаг хотел бы иметь права и на вашу следующую книгу. По-моему, это нормально?

— Вполне. Между прочим, она, возможно, будет базироваться на принце Этцеле…

— Аттила? Превосходный предмет, мистер Танкред. Немецкий читатель знаком с историей Аттилы, поскольку он фигурирует в великой классике — «Нибелунгах». Когда роман будет завершен?

— Фактически я его еще не начинал, доктор Шпигель… Я пока еще изучаю материалы. Но вот мне пришло в голову, что поскольку я здесь, в Гамбурге, то было бы неплохо побеседовать с Марселем Давеном, написавшим биографию Аттилы…

— Увы, я давно не видел герра Давена, но, уверен, в моих карточках есть его адрес. — Шпигель повернулся к картотеке и пролистал ее пальцами. — Вот, Марсель Давен, Линдер-платц, 133.

Зазвонил телефон. Шпигель снял трубку.

— Доктор Шпигель. Э?.. — Он протянул трубку Танкреду. — Это вас, герр Танкред.

— Никто не знает, что я здесь! — воскликнул тот.

Доктор Шпигель лишь пожал плечами. Чарльз взял трубку:

— Да?

Голос с сильным акцентом произнес ему в ухо:

— Вы герр Карл Танкред из Америки?

— Да, я. Кто это?

— Мое имя не имеет значения. Меня проинформировали, что вы обладаете редким манускриптом, который желаете продать…

— Кто вам сказал такое?

— Это к делу не относится, — произнес голос с немецким акцентом. — Я дилер по таким предметам, и так уж вышло, что у меня есть покупатель на старый манускрипт на латыни. Какова ваша цена, герр Танкред?

— Если бы я даже имел такой… э… предмет, — огрызнулся Чарльз, — я не хотел бы его продавать. Тем более голосу по телефону.

— Встречу между нами можно организовать. Если вы желаете продать манускрипт…

— Нет!

— Я щедро заплачу.

— Я не заинтересован.

— Герр Танкред, — произнес голос по телефону, и в нем прозвучали жесткие нотки, — вы рассмотрели это дело со всех сторон? Обсуждаемый манускрипт является краденым…

— Понятия не имею, о чем таком вы толкуете! — воскликнул Танкред. — И у меня больше нет времени для такой чепухи… Прощайте! — Он положил трубку на рычаг, поднял глаза и увидел сфокусированный на своем лице полуприкрытый тяжелыми веками взгляд доктора Шпигеля.

Дом, в котором жил Марсель Давен, подвергся во время войны бомбежке и был лишь частично восстановлен. За входной дверью скрывалась груда битого кирпича. Но тротуар перед входом был в полном порядке, все коридоры сверкали чистотой, стены побелены известкой. В воздухе витал запах дезодоранта.

Марсель Давен провел Танкреда в свои апартаменты.

— Прошу простить меня, господин Танкред. Я уже некоторое время не у дел и не устраиваю приемов. Однако доктор Шпигель настоял, что у вас ко мне важное дело, а посему я сделал исключение. Не желаете ли присесть, сэр? — Он указал на залатанное и потрепанное кресло-качалку, затем сам уселся напротив, на стуле с прямой спинкой.