Жорж Сименон - Безнаказанное преступление. Сестры Лакруа

Прошу Вас принять заверения в моем искреннем почтении.

Ваша…

Подпись по почерку и чернилам отличалась от остального текста.

— Как это любезно с ее стороны, не правда ли? Я никогда не смогу надеть эту блузку, да и Луиза тоже, но это доставило мне больше удовольствия, чем какой-нибудь полезный предмет.

Она посмотрела на Эли, который с насупленным видом отдал ей письмо.

— Вы все еще ревнуете?

— Ничего я не ревную.

— Это потому, что вы никого не любите. Но я вам не верю. Мсье Мишель, кажется, проснулся. Пойду покажу ему подарок его матери. Сегодня моя очередь получать письмо и посылку! Это бывает не так часто.

Уже в коридоре она закричала:

— Мсье Мишель! Мсье Мишель! Я могу войти?

Она взяла блузку с собой.

Чтобы не встречаться с Мишелем, Эли в мгновение ока проглотил завтрак и поднялся в свою комнату. С момента происшествия с рахат-лукумом и письмами, в тот день, когда выпал первый снег, жизнь в доме ничуть не изменилась, а отношения между Эли и румыном внешне остались теми же. Правда, они редко оказывались в комнате наедине.

Эли продолжал переводить вопросы мадам Ланж и ответы Мишеля. Однажды в солнечный полдень хозяйка позвала Эли, когда он был в своей комнате.

— Мсье Эли! Не могли бы вы спуститься на минуточку?

Мишель, стоя посреди улицы, настраивал свой фотоаппарат, нацелив его на дом.

— Он хочет сфотографировать меня на пороге, но я настаиваю, чтобы он снялся вместе со мной. Это для его матери, чтобы она имела представление, в каком доме он живет.

Она надела чистый фартук и сделала прическу. Эли щелкнул всего один раз, и эту фотографию Мишель отправил в Румынию.

— Сфотографируйте мсье Эли тоже, — предложила хозяйка.

На что он сухо ответил:

— Я никогда не фотографируюсь.

Мишель посмотрел на него без удивления, как будто все понимал и не обижался, лишь легкая грусть мелькнула в его глазах. Довольно часто Эли чувствовал на себе его взгляд, который, казалось, спрашивал: «Мы все еще не друзья?»

Румын выглядел уверенным в себе, он был убежден, что однажды ему все-таки удастся расположить к себе студента из Вильно. Привыкнув к всеобщей любви, он никак не мог поверить, что кто-то без видимых причин мог так долго питать к нему неприязнь.

Он терпеливо сносил холодность Эли; из них двоих Эли первым терял самообладание и убегал в свою комнату, чтобы взять себя в руки.

Там стало совсем невозможно работать. Сегодня, например, из-за северного ветра в комнате было так же холодно, как на улице, и Эли прямо в одежде лег в кровать, ожидая, пока румын уйдет в университет.

Едва услышав стук захлопнувшейся двери и шаги, удаляющиеся по тротуару, он взял свои книги и спустился вниз с агрессивным видом, как всякий раз, когда он был недоволен собой или окружающими.

На кухне мадам Ланж встретила его словами:

— Вы считаете, это благоразумно — сидеть в одиночестве в ледяной комнате? Вы посинели от холода. Скорее грейтесь!

Он протянул руки к печке, по телу пробежала внезапная дрожь.

— Вот видите! Однажды из-за своего упрямства вы подхватите не насморк, а пневмонию. Вы этого добиваетесь? Я уже вам говорила, что мсье Мишель будет только рад, если вы станете работать в его комнате, пока он отсутствует, и я не понимаю, почему вы не разрешаете мне поговорить с ним об этом.

— Я не принимаю ничьих одолжений.

Наверное, ей хотелось ответить: «Мои-то вы принимаете!»

Ведь он спускался на кухню, чтобы пользоваться ее теплом. Правда, при этом он, в свою очередь, оказывал хозяйке услуги, подкладывая угля в печь, следя за супом и открывая на звонки входную дверь, когда мадам Ланж была наверху.

— Не будем опять ссориться. Мне нужно с вами кое о чем поговорить. Меня это очень беспокоит. Я бы ничего не стала предпринимать, но с тех пор, как я получила письмо от его матери, которая так мне доверяет, уже не знаю, что мне делать. Я думаю об этом с самого утра. Уже хотела отчитать его за обедом, но не осмелилась. Женщине это сложно сделать. Вот вам было бы проще. Знаете, что происходит, мсье Эли? Я обнаружила это три дня назад, убирая в его комнате. Мсье Мишель посещает дурных женщин! Сейчас сами увидите…

И, не дожидаясь реакции Эли, она устремилась в гранатовую комнату, откуда вернулась с фотографиями в руках. Они не были вставлены в рамку и явно были сделаны тем же аппаратом, что и снимки дома.

— Никогда не думала, что кто-то может так позировать для фотографий!

Их было шесть штук, четыре — с одной женщиной, две — с другой. Женщины были обнажены и либо лежали на кровати, либо стояли у окна.

Снимки были сделаны в двух разных комнатах с самой простой мебелью, видимо, из тех, что снимают на время, поскольку нигде не было видно никаких личных предметов.

Из-за плохого освещения фотографии были нечеткими.

Одна из женщин, которая помоложе и покрасивее, явно чувствовала себя неловко, стесняясь своей наготы, в то время как другая, с такой же пышной грудью, как у мадемуазель Лолы, позировала с распутным цинизмом.

— Вы могли бы о нем такое подумать? Не понимаю, как он умудрился встретиться с этими девицами, если только недавно приехал и знает не больше двадцати слов по-французски! Больше всего я боюсь, как бы он не подцепил какую-нибудь скверную болезнь.

Эти слова, прозвучавшие из ее уст, показались Эли такими же непристойными и тягостными, как черные треугольники обеих женщин, изображенных на фото.

— Наверное, я должна написать его матери, ведь она так любезна со мной и так мне доверяет, но мне не хотелось бы ее тревожить.

— Вам не нужно этого делать, — нехотя произнес он.

— Вы считаете, что я должна сама поговорить с ним? Я уверена, что он даже не догадывается о риске, которому подвергается. Может быть, это сделаете вы?

— Это не мое дело.

— Но он младше вас!

— Всего на три года.

— В нравственном отношении он гораздо моложе. Чувствуется, что у него нет никакого жизненного опыта. Этим женщинам нужны только его деньги. Они расшатают ему здоровье. С тех пор, как он рассказал мне, что нашел здесь румынских друзей, я беспокоюсь за него, потому что, будь это благовоспитанные молодые люди, он пригласил бы их сюда.

Она действительно переживала.

— Подумайте, мсье Эли. Сделайте это ради меня. Я уверена, что вас он послушается. Он относится к вам с уважением… Мне пора идти убирать в комнатах. Возьмете два литра молока, как обычно?

Она забыла фотографии на столе, и, когда вернулась за ними, чтобы положить на место, Эли, разглядывавший их, резко отпрянул назад. Заметила ли она это? Только что, когда хозяйка показывала ему эти снимки, он почувствовал, как кровь прилила к его лицу, а когда она заговорила о скверных болезнях, отвернулся, чтобы она не заметила его смущения.