Николай Шпыркович - Лепила-2 (СИ)

- Вижу я, как вам жаль, - презрительно бросила она, - трусите, я же вижу, вспотели вон, даже. Смотрите, не простудитесь только. - Она стремительно развернулась, и, цокая каблучками, стала быстро спускаться по лестнице.

... - Ну и сам дурак, - наставительно поучал меня Семеныч. - Видел же, что бабульке так и так - земля. Откатил бы на каталке ее в сторонку, она бы отмучалась на полчаса раньше - и все - никакого шума. Я не прав?

Прав, Семеныч, конечно, прав. Сегодня все кругом были правы, сегодня все были сплошные Д, Артаньяны, один я был штопаный презерватив.

Для полноты счастья, ночью умер один из водителей, так что настроение к утру у меня было - препаршивейшее. На пятиминутке я поскандалил со всеми - и со Львовичем, и с завхозом, досталось и заведующему терапией.

- Нет, Львович, вы скажите: когда во все отделения кислород проведут, когда мне с банками по этажам метаться не надо будет, когда к нам терминальных больных перестанут совать?! - орал я. - Или вы думаете, что раз мы - реаниматологи - нам пофиг на смерть смотреть, особенно когда знаешь, что помочь ничем не можешь?

- В следующем году, - невозмутимо ответствовал главный, - запланирована реконструкция терапевтического и хирургического отделений, тогда и проведем..., если бюджет, конечно, позволит.

- Осталось только больных уговорить, чтобы они до следующего года продержались, а там - и больше, до тех пор, пока "бюджет позволит" - устало пробормотал я, внезапно сникнув после выплеснутой энергии.

Возле отделения меня ждала пожилая женщина в черном платке.

- Здравствуйте, вы кто? - я изо всех сил попробовал сохранять спокойствие и разговаривать участливым тоном.

- Я - дочь Вознесенской, Прасковьи Ферапонтовны, - тихо сказала она. - Вы извините, доктор, дочку мою, она вам наговорила вчера. Я вас знаю, вы врач опытный, и сделали все, что могли., мама все равно умирала, я же видела, никто бы ее не спас. Я бы и в больницу не отправляла ее, да на смене была. А внучка дома, с ней, ну и вызвала "Скорую". Простите вы ее.

Нервы мои, начавшие было снова закручиваться в клубок, стали расслабляться.

- Ничего, вполне нормально - пытаться помочь больному человеку. - гораздо более естественным тоном сказал я. - Боялась за бабушку, переживала потом.

- Да не от этого она на вас взъярилась, - вздохнула она. - Лена на бабушку очень уж сильно при жизни ругалась - и пахнет от нее, и убирать за ней надо, а как померла - вот и стала, как бы искупать вину - на других свой грех переложить попыталась - не моя, мол, вина, спас бы доктор - вот я бы уж тогда поухаживала, а так видишь - не успела. Это доктор, всегда так бывает, уж я в войну насмотрелась... Мама знала, что умирает, и никуда ехать не хотела, немного помолчав, сказала она. - Ее уже и батюшка причастил, по-своему, по старой вере.

На мой удивленный взгляд, она пояснила:

- Мама у меня староверка, наверное, последняя в Лесногорске, раньше их здесь много было, а сейчас вон, из области священника привозить пришлось. Я- то, в нашу православную церковь хожу, мама меня даже невзлюбила из-за этого, ну, а внучка - та вообще никуда не ходит. Мама-то, говорила, что настоящее православие - как раз у них, а наша вера - ересь никонианская, а батюшка наш, отец Григорий - в точности наоборот. Только я так думаю: вот горел у нас в детстве дом, так первым на пожар прибежал Василий Макарович, дьяк из церкви нашей, а с ним - Рахимбаев, Амантула, знаете его, поди? Вот они нас вдвоем, меня, и сестру мою, Матрену, из дома горящего вынесли. У Амантулы тогда ноги сильно обгорели, он с тех пор в валенках и ходит, даже на войну его не взяли, хоть он и просился. Семья наша староверская была, Василий Макарович - православный, Амантула - мусульманин, а на веру никто не смотрел, как в дом горящий шли. Так неужто Господь хуже человека, если может грешника от геенны огненной спасти, а того сделали, хоть и веры чужой? - Она всхлипнула и поднесла к глазам платок. Я заметил, что у нее имеет место синдактилия - мизинец на правой руке сросся с безымянным пальцем.

- А скажите, - спросил я, вспомнив странные слова умершей, - она мне перед смертью говорила: "..не ходи к философу, не ходи...", - что это значит?

- Может, бредила? - неуверенно спросила у меня дочка Вознесенской.

- Да нет, похоже, накануне смерти она мне вечером звонила, и то же самое сказала: "не ходи к философу". Вы при этом были?

- Нет, я вечером ушла на работу, я сторожем работаю, на складе лесхозовском. Дома только мама была, да Лена с ребенком, ну, вы видели ее вчера.

- Да уж, имел честь - проворчал я.

- Извините, не знает она еще ни жизни, ни смерти...

- Ладно, может Лена ваша, что вспомнит, передайте как нибудь...

Сдав Сергею изрядно поредевшее отделение, я отправился домой. Всласть напившись зеленого чаю, только я прилег на диван со свежей газетой, как меня поднял на ноги звонок в дверь. Я прошлепал в коридор, щелкнул замком - на пороге стояла Дина и высокий мужчина, лет 60-65, с седой бородой.

- О, черт, я совсем забыл... Вы, наверное, - я припомнил фамилию, - Ермолаев?

- Да, Иван Егорович Ермолаев, зав. кафедрой истории педагогического института. - Я пожал сухую крепкую ладонь. - Мы немного раньше заехали, это ничего?

- Да ладно, я уже свободен, можем хоть сейчас ехать, оденусь вот только.

Мы вышли на улицу, сверкающую лужами после вчерашнего дождя.

- А это ничего, что дождь вчера прошел? - спросил я, как оказалось, доцента.

- Даже лучше, пыли меньше будет, - усмехнулся Ермолаев.

Рядом с подъездом стоял новый Уазик, а немного поодаль к бордюру прижалась потрепанная бежевая "Нива", с распахнутыми всеми 4-мя дверцами. Возле нее стояли, курили и пересмеивались три парня и две довольно симпатичные девушки.

- Вот, прошу знакомиться - мои лоботрясы, - широким жестом показал на них историк. - Стьюденты, у них все равно практика, так я подумал, чем на Ореховском городище кирпичи скоблить, где и так все давно перекопано, пусть сюда приедут. Вдруг, и вправду, "мастерская Мартова".

-А что это за мастерская, и кто этот Мартов? - спросил я, усаживаясь на переднее сиденье Уазика.

-Давай, Сережа, потихонечку. Куда? Куда Дмитрий...Олегович? Куда Дмитрий Олегович скажет. - скомандовал доцент.

Мы на небольшой скорости двинулись к карьерам, я показывал направление, а Иван Егорович рассказывал сидя на заднем сиденье, рядом с Диной.

- История эта давняя, немного загадочная, я бы даже сказал, чуточку мистическая. Владимир Мартов - выходец из здешних краев, не из самого Лесногорска, а из деревни Прошки, где-то в Лесногорском районе. Есть тут у вас такая деревня?

Я немного подумал и покачал головой:

- Да нет, по-моему, никогда не слышал: ни в историях болезни, ни в направлениях, ни в картах амбулаторных ничего похожего, вроде, не было.