Татьяна Шахматова - Унесенные блогосферой

Она снова встала и, потягиваясь, прошлась по комнате, стараясь механически растянуть мышцы шеи.

Неужели мы снова пришли к тому, с чего начали? Что убийство не по филологической части. Что ж, возможно, Вика права. Все колонки моей таблицы были заполнены, языковые портреты убитых и их друзей составлены, только результатов это не дало никаких. Возможно, дело было действительно не в записях. Они больше ничего не проясняли.

– Есть хочется. Надо что-нибудь съедобное заказать, – сказала Виктория, заметив мое разочарование. – Найдешь что-нибудь?

Я закрыл компьютер и задумался. Вика сейчас не зря употребила слово «съедобное», потому что продукты, которые она способна употребить в пищу, – это тема отдельного сочинения. Видимо, из-за того, что в голове у нее было слишком много приспособлений для производства мыслительных операций, некоторые рецепторы туда просто не вместились. Надо было чем-то жертвовать, и в итоге природа удалила часть рецепторов вкуса. У Вики была острая непереносимость ракообразных, рыба вызывала аллергическую реакцию разной степени тяжести, порой дело доходило и до анафилактического шока, при этом вкуса рыбы она не различала, и надо было строго следить, чтобы блюдо было безопасно для нее. Она не ела творог и кисломолочные продукты, потому что различала их по вкусу примерно с той же остротой, что нормальный человек различает вкус ваты и пенопласта. Правда, слава богу, от молока она хотя бы не умирала. От соков и свежих овощей у нее возникал диатез, а грибы вызывали рвоту. В общем, накормить нашу Вику было делом довольно проблематичным. Зато отравить ее не составило бы никакого труда. Это обстоятельство еще раз подтверждало мысль о том, что интеллект – это девиация, отклонение от нормы и природа активно от него избавляется.

– Пицца? – спросил я, и она сделала грустные глаза: само собой, в пицце иногда попадалась моцарелла и не очень пропеченные овощи, а еще грибы… Все это могло стать проблемой.

Вика с надеждой посмотрела на меня. Парадокс, но при наличии настолько сложной диеты готовить сама она не любит и толком даже не умеет.

– Ок, ок. – Я поднялся и поплелся на кухню готовить макароны по-флотски, так как точно знал, что фарш и лук у нас в холодильнике имелись.

Справедливости ради обязан подтвердить: Виктория не бросила меня наедине с бытовыми трудностями. Она тут же перебралась в кухню вместе с компьютером и провела образовательно-развлекательную лекцию о состоянии современного театра и новейших тенденциях в драматургии, в которых поднаторела, пока анализировала дело оскорбленного режиссера. Судя по всему, современный театр жил насыщенной интересной творческой жизнью, которую большинство граждан, а, по статистике, это приблизительно 97 процентов населения России, игнорируют совершенно напрасно.

Миллер позвонила мне сама. Я ломал голову, где она могла взять мой номер; вряд ли в деканате. Без долгих вступлений она назначила встречу, и без долгих раздумий я согласился. Нет, я не забыл о просьбе Вики держаться подальше, но ученая дама подчеркнула, что речь идет о взаимовыгодном сотрудничестве. К тому же, если честно, я не видел в ней того рокового монстра, пожирающего молодых дев, о котором говорила Виктория, я испытывал к Миллер любопытство и скорее даже симпатию.

В синем свитере и длинной черной юбке она сидела за столиком, помешивая в прозрачной чашке бледно-зеленый напиток. В простом повседневном наряде она выглядела значительно моложе. В разрез юбки чуть выше колена выглядывала красивой формы нога в аккуратном черном полусапожке на небольшом каблуке. Для меня Миллер заранее заказала вторую чашку, что было очень мило с ее стороны, так как я сорвался сюда прямо с лекций. Вика все-таки придумала, куда позвонить, чтобы мне продлили пропуск в здание университета и дали шанс реабилитироваться на ближайшей сессии.

– Вам интересно знать, кто такие «девочки Миллер»? – ласково улыбнулась Ада Львовна, как только я устроился напротив.

От неожиданности я даже не сразу сообразил, что ответить. Я думал, речь пойдет о Сандалетине. Во всяком случае, она первая сказала, что знает, как нейтрализовать моего главного врага.

– Что это? Многолетний психологический эксперимент? Любовь? Дружба?.. – продолжала Ада Львовна.

– Извините, но я думал, что вы хотели что-то рассказать о Кирилле Михайловиче, – наконец ответил я, не найдя ничего лучше, как сказать правду.

Она ухмыльнулась и, слегка приблизившись, проговорила:

– Так и есть. Но чтобы говорить о Сандалетине, надо кое-что прояснить. Между мной и Викторией много всего – старые обиды, недопонимание… Я хочу помочь, думаю, кое-что я могла бы сделать, тем более что Сандалетин мне самой порядочно надоел, но лучше Вике не знать, что мы с вами встречались.

Я старался угадать цвет ее глаз. Это были настоящие фольклорные ведьмовские глаза-хамелеоны. «Черт, какая ж вы вся литературоцентричная», – подумал я, но вслух, конечно, не сказал. Как по заказу, ее глаза из густо-зеленых стали почти бирюзовыми, как будто женщина прочитала мои мысли. Учитывая современную ситуацию в культуре и жизни вообще, надо было как-то различить, что это такое: реализм, пародия, ремейк, одним словом, настоящая ли она ведьма или это только образ, игра?

– Почему вы решили помочь? Вика не хочет иметь с вами дела, вы в курсе? – поинтересовался я.

– В курсе, но я всегда помогаю своим девочкам, – сказала Миллер и демонстративно откинулась на спинку кресла, ожидая моей реакции на эти слова. Я молчал.

– Виктория Берсеньева – моя девочка. Одна из первых. Она не говорила? Впрочем, вряд ли она стала бы говорить… Она меня теперь отрицает, – как будто обиженно проговорила женщина.

– Ада Львовна, я где-то читал, что общение – это всегда поединок, – прервал я ее, сообразив наконец, что она зачем-то провоцирует меня. – Давайте не превращать этот поединок ни в побоище, ни в мое позорное бегство. Иначе говоря, если вы не будете держать меня за дурака, то я, возможно, выполню вашу просьбу и ничего не скажу Виктории.

Миллер вдруг запрокинула голову и рассмеялась. Смех у нее был глуховатый, мягкий, роковой, как и ее глаза:

– Как так вышло, что вы с теткой настолько похожи?

– Мы близкие родственники, – съехидничал я, но, оказывается, она говорила не о внешности.

– Вы тоже торгуетесь в любой ситуации? – уточнила женщина, сканируя меня своим острым взглядом с расстояния вытянутой руки.

– Вообще-то я еще не начал, – ответил я, поймав себя на предательской самовлюбленной радости, разлившейся внутри от этого то ли комплимента, то ли издевки.