Мэри Кубика - Моя малышка

Угораздило же так вляпаться, думаю я, прощаясь с Мартином. Надо немедленно позвонить Хайди и все ей рассказать. Набираю номер снова и снова, но к телефону никто не подходит. В голове так и вертятся слова из статьи – «нож», «может быть опасна», «зарезаны», «убиты»…

До Чикаго добираться пришлось долго. Ехали ровно двадцать три часа с шестнадцатью остановками. Два раза пришлось доставать вещи и пересаживаться из одного автобуса в другой. Никогда столько не путешествовала. Увидела много разных чудес. И высокие горы Колорадо, и сменившие их равнины, усеянные фермами. В слишком тесных загонах толпился скот. Животные пытались хоть как-то протиснуться к кормушке. Смотреть на них было жалко. Потом поехали в обратную сторону, в Небраску, а когда пересекли мост через реку Миссури, нас поприветствовали жители штата Айова. По крайней мере, так было написано на придорожном щите: «Жители штата Айова приветствуют вас».

В Чикаго решила отправиться из-за мамы. Стояла, смотрела на расписание на автовокзале и тут наткнулась взглядом на слово «Чикаго». Сразу вспомнила мамины разговоры про «когда-нибудь» и списки мест, где она мечтала побывать, но так и не смогла – и все из-за «блуберда». Ни до Парижа, ни до Швейцарии автобусы не ходили, зато до Чикаго можно было добраться безо всяких проблем. Сразу подумала про Магнифисент-Майл и роскошные магазины «Гуччи» и «Прада», по которым мама «когда-нибудь» хотела пройтись. Вот и решила – раз у мамы не получилось, я должна сделать это за нее.

Калла спокойно спала, лежа у меня на коленях в мягком розовом одеяльце. Не решалась выпускать из рук ни ее, ни чемодан, поэтому приходилось балансировать на краешке сиденья, чтобы сбоку уместился мой багаж. Когда Калла просыпалась, показывала ей в окошко закаты то над одним городом, то над другим. На заправке в городке под названием Браш вышла из автобуса. Вспомнила, как мама кормила маленькую Лили, купила бутылочку и молочную смесь. Ночью Калла принялась хныкать, но, поев, быстро уснула снова.

Не обращала внимания, хорошенькая она или нет, не замечала, как ее кулачок сжимает мой палец. Меня не трогали ни ее внимательный взгляд, ни слово «сестренка», вышитое на комбинезончике. Глядя на Каллу, вспоминала про морские анемоны, книгу о которых когда-то приносил Мэттью. На вид красивые и изящные, но сколько от них может быть вреда! Когда Калла хватала меня за палец, представляла их тонкие щупальца, когда улыбалась во весь рот – их яркие, сверкающие краски. Морские анемоны похожи на цветы, оттого их так и назвали. Но на самом деле они – беспощадные хищники, отравляющие жертв парализующим ядом и съедающие живьем. Вот и этот ребенок – то же самое, что морской анемон.

Думала, что ненавижу Каллу. Терпеть ее не могу. Но, чем дальше уезжал автобус и чем крепче она держалась за мой мизинец, тем чаще приходилось напоминать себе, что это не какая-нибудь безобидная малютка, а хищник. Почему-то все время об этом забывала. Повторяла, что Калла мне совершенно не нравится. Ничуточки.

Но в конце концов устоять не смогла.

В Денвере во время очередной пересадки рядом со мной на сиденье плюхнулась девица и спросила:

– Твоя? Как зовут?

Открыла рот, но не смогла произнести ни звука.

– Ты чего, язык проглотила? – спросила девица.

Была она удивительно тощая – кожа да кости, щеки впалые. Одежда болталась мешком, особенно пальто. Волосы темные, глаза тоже. На шее что-то вроде ошейника с шипами, как у собаки.

– Н-нет… – прозаикалась я. Будто на грех, из головы все имена повылетали.

– Чего, до сих пор имя не дала? Так не годится, надо что-нибудь придумать, – сказала девушка, ничуть не смущенная тем, что я не смогла назвать имя собственного ребенка. Ясно одно: правду говорить нельзя ни в коем случае. Калла – имя редкое.

– Может, Руби? – предложила девица, глядя в окно.

Мы как раз стояли неподалеку от ресторана с вывеской «Руби Тьюздей», находившегося совсем рядом с автовокзалом. Это судьба, решила я. Уставилась на огромные алые буквы. «Руби». Не встречала никого с таким именем. Представила сверкающий, кроваво-красный рубин.

– Руби, – повторила я, будто пробуя имя на вкус. Потом распробовала и сказала: – Мне нравится. Ладно, пускай будет Руби.

А девушка еще раз повторила:

– Руби.

На голове у нее был здоровенный синяк, на запястьях – порезы, которые она пыталась прикрыть, то и дело одергивая рукав зеленого пальто. На автобус девушка села в Денвере, а сошла в пригороде Омахи. Пыталась не смотреть на огромную фиолетовую шишку, но глаза притягивались к ней сами собой.

– Чего смотришь? – спросила ничуть не сконфузившаяся девица. – Интересно, откуда у меня эта штука? Скажем так: мой парень козел. – А потом девица прибавила: – Из-за чего еще девчонка вроде нас с тобой попрется неведомо куда одна посреди ночи? Или не одна, – прибавила она, ущипнув Руби за маленький носик, – а с малышом.

Мы с девушкой разговорились. С ней было легко, и мне это нравилось. И ее открытый взгляд тоже нравился. Спрашивать друг у друга, куда и зачем мы едем, не стали.

– Скажем так: просто решили сменить обстановку, – предложила я.

Тем и ограничились. Обе чувствовали, что заводить разговор на эту тему ни к чему. Ведь бежали мы от прошлой жизни, в которой приятного было мало и у меня, и у нее. Так зачем вспоминать про плохое? Сейчас нам, наоборот, нужно было от него спрятаться, чтобы никто не смог нас найти.

Поэтому, когда мы остановились в Кирни, штат Небраска, пошли в туалет. Девушка вылила мне на волосы рыжую краску для волос из бутылочки, а я потом сделала ей точно так же. Но в туалете красить волосы было неудобно, поэтому совсем в рыжеволосую красавицу с фотографии на коробочке не превратилась. Осталась блондинкой с несколькими яркими прядями.

В кабинке девушка сняла рваные джинсы и свитер.

– Вот, – говорит она, пихая одежду в мои и без того переполненные руки. – Давай поменяемся.

Передала Каллу – вернее, Руби – в ее татуированные руки. На ладонях у девушки были нарисованы крылья бабочки, на одной левое, на другой правое. Если сложить руки вместе, выходила целая бабочка. Когда спросила, как она называется, девушка ответила:

– Светлый парусник.

В кабинке вокзального туалета, все стены которой были исписаны фразами вроде «Бенни любит Джейн» или «Рита лесбиянка», сняла штаны и спортивную куртку, которые принес Мэттью. Белую майку, обрызганную кровью Джозефа, оставила. Нельзя допустить, чтобы девушка это увидела. Потом переоделась в ее вещи – джинсы, свитер, пальто с капюшоном цвета зеленых оливок и кожаные ботинки с потертыми коричневыми шнурками. Когда вышла из кабинки, одной рукой она прижимала к груди ребенка, а в другой держала булавку.