Джон Макдональд - Смерть в конце тоннеля

Наконец сон снова овладел им.

Сьюзи проснулась от боли в руке. Ей снилось, что она сидит в машине Барни с Дэвлином Джемисоном. Была ночь. Барни стоял возле «мерса» и отдирал куски обшивки с крыши, как будто это была просто фольга. Дэвлин обнимал ее, и они смеялись над Барни.

Каждый раз, просыпаясь, Сьюзи не тотчас вспоминала, где она и что произошло, а вспомнив, не могла поверить. На этот раз все было по-другому, потому что ей захотелось к маме. Ей было одиноко и ужасно хотелось, чтобы мама была рядом. От тоски Сьюзи даже заплакала. Впрочем, плакала она недолго. Поплакав, взяла носовой платок, лежавший на тумбочке, и от всей души высморкалась.

Она стала думать о Дэвлине Джемисоне, о том, о чем они договорились с дядей Берни. Жаль, что она не слышала их разговора. Они все за нее решили. Теперь ближайшие пять лет ее жизни расписаны по минутам. Какая глупость — тратить жизнь на учебу.

Но Дэвлин — она не могла без трепета называть его про себя по имени — посмотрел на нее так торжественно и сказал:

— Ты должна дать слово, Сьюзен, что приложишь все усилия.

И она, как дура, дала слово.

Внезапно ее осенило. Боже! Что такому важному человеку, как мистер Джемисон, делать с семнадцатилетней школьницей? Но если подождать лет пять, пока эта школьница повзрослеет, поумнеет, станет хорошей хозяйкой, и собеседницей, и другом, и… женой…

Господи! Так вот отчего он был такой настойчивый и заставил ее дать обещание. Он не мог сказать ей прямо, потому что боялся обидеть ее.

Ее щеки вспыхнули, в груди потеплело. Она закрыла глаза и, шевеля губами, торжественно пообещала:

— Дэвлин, я клянусь, что сделаю все, что ты говоришь. Я буду хорошо учиться и буду хорошо себя вести. Я научусь разговаривать как ты, научусь хорошо одеваться, никогда не буду делать такого, как с Барни, и через пять лет ты увидишь меня такой, какой хочешь меня видеть. — Она поискала подходящую фразу, чтобы закончить клятву, и прошептала: — Да поможет мне Бог. — Потом, закусив губу, добавила: — И я похудею в бедрах.

В темном офисе на третьем этаже у открытого окна сидел человек. Подперев кулаком подбородок и облокотившись на подоконник, он смотрел вниз, во двор гаража. В свете фонарей были видны стоявшие там машины — примерно дюжина. Человек видел разбитый «кадиллак» и сгоревший «олдс». Он поднес к глазам бинокль и навел его на задний бампер «олдса». Увидел покрышки, лежащие в багажнике. Опустив бинокль на подоконник, он зевнул и потер глаза. Чертовски длинная ночь. И сколько было таких ночей и сколько еще будет. Годы. «Вот чего ради я стал доктором права», — подумал он.

В восемь часов Фрейзер подошел к ее будке и заглянул внутрь через стеклянную дверь. Она лежала на животе, зарывшись лицом в подушку, и храпела. Одеяло съехало, обнажив спину.

Он трижды позвал ее по имени, но все напрасно. Тогда он зашел и растолкал ее. Донна перевернулась на спину, подтянула одеяло и сказала, что сейчас идет. Он вернулся к себе.

Хозяин приехал в восемь тридцать. Фрейзер видел, как он идет к ней в будку, играя желваками, побурев лицом, и слышал, как они скандалили. Слов он не разобрал. Потом хозяин выкатился от нее, отпер черный ход и скрылся в кухне, хлопнув дверью.

В пятнадцать минут десятого Фрейзер снова пошел к Донне. Она спала. Он схватил ее за руки и посадил. Она смотрела на него мутным взглядом, будто впервые видела. Наконец проснулась.

— Вставай! Вставай, мы уезжаем, киса.

Она зевнула.

— Ладно, ладно. Ты слышал, как он орал? Я сказала ему, что уволилась.

— И снова заснула. Вставай, черт возьми!

Она надула губы.

— Ну хорошо, пожалуйста, сделай одолжение.

— Выйди, мне нужно одеться.

Он снова пришел без пятнадцати десять и застал ее в купальном халате. Она что-то стирала в раковине.

— Ты еще не готова?

— Я через минутку. Это нейлон, он быстро сохнет.

— Ты собралась?

— Еще нет. Куда ты так торопишься? Разве мы едем на время?

— Мне не терпится поскорее уехать.

В пять минут двенадцатого она вышла из будки с большим синим чемоданом и красной шляпной коробкой в руках. На ней был светло-серый свитер, синие слаксы и сандалии. Волосы покрывал серо-белый шарф. Он вынужден был признать, что недооценивал ее.

Она робко подняла на него глаза:

— Я, кажется, готова, Стэн.

— Надо думать. Давай понесу чемодан.

— Разве ты не вызовешь такси?

— Здесь идти-то всего полмили.

Хозяин стоял на пороге кафе и глазел на них. Как только они прошли мимо, плюнул им вслед, повернулся и ушел обратно.

— Наверное, ты плохо обо мне думаешь, — сказала она.

— Почему?

— Из-за вчерашнего. Мне не следовало тебе этого позволять.

— Ничего я не думаю. Донна, я считаю, что у нас с тобой так все и должно было быть.

Вздохнув, она взяла коробку в другую руку. Коробка больно врезала ему по ноге.

— Ой, извини. Послушай, Стэн, я так рада. Я боялась, что ты подумаешь что-нибудь плохое.

— Перестань, киска. — Он прибавил шагу.

— Блин, какие у тебя длинные ноги.

Он смотрел вперед и уже разглядел рекламу над зданием: красный неоновый ромб со словом «Эйс» внутри.

В девять часов утра, когда доктор Дилби пришел в палату Кэтрин Аллер, Джемисон уже был там.

— А вы опять здесь! — воскликнул Дилби.

Джемисон поднялся:

— Доброе утро, доктор. Сестра сказала мне, что сегодня она открывала глаза.

— Посмотрим, посмотрим, — засуетился врач. Он снова стал орать ей на ухо, похлопывая кончиками пальцев по ее щекам: — Кэтрин! Кэти! Проснись! Иногда они реагируют, если угадать с именем, — объяснил он Джемисону.

Кэтрин Аллер открыла здоровый глаз. Джемисон подошел поближе. Глаз был ни голубой, ни серый и без всякого выражения, будто это был глаз рыбы.

— Вот хорошая девочка, — обрадовался доктор. — Замечательная! Теперь давай поднимем руку. Вот эту, правую. — Он дотронулся до ее руки. Рука поднялась. — Теперь опусти ее, детка. Вот так! Отлично! А сейчас подними левую руку. Молодец! Сестра, принесите стакан воды.

Сестра сбегала за водой. Дилби одной рукой приподнял больную за спину, а другой поднес стакан к ее губам.

— Давай посмотрим, Кэтрин, сможешь ли ты это выпить. Глотай!

Девушка послушно сделала глоток и глотала до тех пор, пока стакан не опустел. Дилби опустил ее на подушки. Она лежала, равнодушно уставив глаз в потолок.

Дилби наградил Джемисона признательной улыбкой:

— А лед тронулся. Сестра, начинайте кормить ее нормальной пищей. Днем наденьте на нее халат и пустите гулять по коридору.

— А… можно мне ей помогать? — робко попросил Джемисон. — То есть пусть сестра оденет ее, а я мог бы водить ее на прогулки.

— Мы принимаем любую помощь, не так ли, сестра?

Взглянув на Кэтрин, Джемисон увидел, что она снова лежит с закрытыми глазами.