Анна Князева - Прощальный поцелуй Греты Гарбо

За долю секунды Лионелла скатилась на пол и спряталась за диван. Послышались шаги, и кто-то сказал:

— Лионелла… Не ребячьтесь.

Услышав свое имя, она зажала рукой рот и припала к стене.

Через мгновение перед ней возникли дорогие мужские ботинки из перфорированной кожи с острыми мысками.

— Я знаю, что вы здесь.

Она подняла голову и увидела Григория Шмельцова.

— Как вы смеете?! Прошу выйти вон! — выбросив перед собой руку, Лионелла указала на дверь, но сама почувствовала, как неубедительно это выглядело.

Шмельцов сел на диван и положил ногу на ногу.

— Идите сюда, здесь вам будет удобнее.

Лионелла поднялась на ноги, но рядом со Шмельцовым не села.

— Что это значит?

— То же самое я хотел спросить у вас. Я зашел в свой бывший номер забрать свои вещи и вдруг обнаружил, что дверь между номерами снова открыта. Естественное желание порядочного человека — убедиться, все ли у вас в порядке.

— Врете. Я слышала, как вы открывали ключом замок. — Лионелла сказала так, хотя ничего такого не слышала.

Шмельцов сдался слишком легко:

— Вас не провести…

— Зачем вы пришли?

— Нам нужно поговорить без свидетелей, — он выпрямил спину и заглянул ей в глаза. — Я должен вас предупредить…

— Постойте… Сначала вы должны сказать, откуда у вас ключ?

— Он лежал в номере.

— То есть вчера вечером ключ был у вас?

— Нет, — Шмельцов обеспокоенно покачал головой. — Я нашел его десять минут назад, после чего решился на это вторжение. Причина заключается в следующем: никто не должен знать, что мы говорили.

— Не понимаю, как вы посмели…

— Должен заметить, у вас крепкие нервы. Любая другая женщина не осталась бы здесь на ночь после того, что случилось.

— Я позвоню Фирсову!

— И что вы ему скажете?

— Что вы ведете какую-то игру.

— Недоказуемо. Вот вам совет: поскорее уезжайте в Москву.

— А сами что же?

— Я не могу.

— Почему?

— Я — под подпиской. Меня, вероятно, подозревают в убийстве.

— В таком случае вам нужен адвокат.

— Даже два, — он посмотрел на часы. — С минуты на минуту они будут здесь.

— Значит, вы ввалились в мой номер лишь для того, чтобы отправить меня в Москву?

— Нет, не только. У меня есть важное сообщение. Это касается вашего зеленого платья… — Вдруг Шмельцов замолчал и с тревогой спросил: — Вы ничего не слышали?

— Я? — Лионелла чуть напряглась. — Нет, ничего.

— Кажется, у вашей двери кто-то стоит.

— С чего вы решили? — Она встала и приблизилась к двери. Не глядя в глазок, спросила: — Кто там?

Из коридора послышалось:

— Открой, Маша.

Шмельцов подскочил с дивана и бросился в смежный номер, обронив на ходу:

— Я должен откланяться.

Проводив его взглядом, Лионелла открыла дверь и увидела на пороге Ольшанского.

— Входи, Кира. — Она впустила его в номер и закрыла дверь на ключ.

Лионелла всей своей кожей чувствовала, что каждое сказанное слово сейчас будет ложью или бестактностью. Всего четверть часа назад она говорила о Кирилле со следователем, а теперь стоит лицом к лицу с ним самим.

И все же нужные слова отыскались.

— Выпить хочешь? — спросила она.

— Виски, пожалуйста.

Отвернувшись, Лионелла испытала временное облегчение, по крайней мере так не нужно было ничего говорить. Она достала из буфета бокалы, из холодильника — лед, и пока наливала виски, перед ее глазами пронеслась жизненная лента событий, связанных с Кириллом Ольшанским.

В последние годы они виделись редко, и всегда — на людях. Здоровались, конечно, иногда говорили, только наедине — никогда.

Как тут не сказать: странная штука жизнь. Живут два юных человека, любят друг друга, и кажется, впереди у них — счастливое завтра. Но завтра так и не наступило — жизнь обманула их.

В те давние времена ее звали Марией. Киношный псевдоним «Лионелла Баландовская» придумала помощник режиссера на съемках первого фильма, объяснив это тем, что с иностранным именем артист продается лучше.

Еще в юности Мария-Лионелла знала, чего хочет от жизни: во-первых, стать кинозвездой, во-вторых, выйти замуж за Киру. Но если бы тогда, больше двадцати лет назад, кто-нибудь сказал ей, что ни того, ни другого с ней не случится, она бы свела счеты с жизнью, в большей степени из-за Кирилла.

Детская дружба со временем переросла в страстное, почти звериное чувство. К семнадцати годам Лионелла и Кирилл так «сплавились», слились воедино, что буквально пропитались друг другом. Близкие люди предостерегали: небезопасно так отдаваться любви, ничем хорошим это не кончится. Так и случилось…

Родители Марии-Лионеллы ничего не имели против брака с внуком Ольшанского. Сам Ефим Аркадьевич не интересовался выбором Кирилла и не замечал ничего, что не относилось бы к съемкам кино.

Чего нельзя было сказать о его молодой жене. Впрочем, молодой Инессу Ольшанскую можно было назвать в сравнении с мужем. Ефиму Аркадьевичу в ту пору было за восемьдесят, ей — почти пятьдесят. Сказать, что Инесса не любила соседскую девочку, было бы неправильно. Лет до пятнадцати она не замечала ее. Но когда Маша оформилась в прекрасную девушку, Инесса Ольшанская возненавидела ее со всей зрелой мощью стареющей женщины и актрисы.

Тот проливной дождь и тот вечер Лионелла запомнила на всю оставшуюся жизнь. Она прибежала на дачу к Ольшанским, чтобы увидеть Кирилла.

Вопреки обыкновению, дверь открыла сама Инесса. Маша стояла на пороге дома несчастная, испуганная, с выбившимися из-под шляпки мокрыми волосами.

— Мне нужен Кирилл.

— Его нет, — сказала Ольшанская.

— Я знаю, что он дома. — Похожая на мокрую раненую птичку, она рвалась навстречу любимому, страшась его потерять.

— Тебе лучше уйти.

— Кирилл! — крикнула Маша.

И вдруг знаменитая актриса Ольшанская заорала скандальным бабьим голосом:

— Пошла вон! Дешевка подзаборная!

Когда захлопнулась дверь, у Маши отнялись ноги, и она упала там, на крыльце. Домой ее, мокрую и больную, принес на руках отец.

…Лионелла взяла стаканы с виски и чуть задержалась. Бессмысленность всяких слов и в то же время невозможность молчать заводили ее в тупик.

Преодолев себя, она обернулась:

— Виски, — ее голос прозвучал ниже обычного, в каком-то грудном, чувственном регистре.

Кирилл взял стакан, выпил и подошел к окну, как будто его что-то заинтересовало на улице. Вероятно, ему тоже было не по себе.

Лионелла посмотрела в окно и спросила, безотносительно к тому, что увидела:

— У тебя что-то случилось?

— Почему ты задаешь этот вопрос? — поинтересовался Кирилл.

— Иначе бы ты не пришел.

— Всегда знал, что ты — ведьма. Поэтому на тебе не женился. — Он усмехнулся. — Сама посуди, как бы я тебе изменял?