Сергей Ковальчук - Тринадцать

— Серафим, — не поднимая глаз, обратился он к одному из лучших в недавнем прошлом своих сыщиков. — Не знаю, слышал ли ты об этом громком деле, но в сентябре на маленьком греческом острове Гавдопула были обнаружены тринадцать тел наших граждан. Все москвичи. Когда их обнаружила греческая полиция, никого из людей на острове не было.

Генерал поднял голову и посмотрел Мирутину в глаза.

— Но самое удивительное то, что, судя по всему, никого, кроме них на этом острове больше и не было. То есть один из них, а мы склоняемся к тому, что это был судья Московского городского суда Стеклов, убил всех остальных, после чего утопился сам.

Мирутин продолжал молчать, хотя был очень удивлен тому, что поведал генерал. Он был опытным следователем и знал, что не стоит прежде времени перебивать человека, ведущего свободный рассказ. Все свои вопросы он задаст позднее, когда Рымов закончит повествование.

В единственном на этом острове доме, в котором проживали погибшие, был обнаружен музыкальный центр и диск, на котором было записано обращение к погибшим некой Анны Лучкович, вдовы олигарха Магницкого. Из обращения следовало, что всех погибших ждала смерть от руки одного из них, который явился их палачом.

Дело в том, что двенадцать из них, вернее, одиннадцать, являлись близкими родственниками присяжных заседателей, приговоривших ее единственного сына, Антона Магницкого, к пожизненному лишению свободы, а тринадцатым был судья Стеклов.

— Как я понимаю, — уточнил Мирутин, — этот Стеклов был председательствующим по этому делу?

— Ты правильно понимаешь, — поморщился генерал, не любивший, когда его перебивали. Впрочем, он тут же вернулся в прежнее русло своего рассказа:

— Разумеется, Лучкович была немедленно задержана и помещена под стражу, хотя незадолго до этого она родила ребенка.

Будучи допрошенной, она созналась в содеянном, пояснив, что таким образом мстила присяжным за сына, который, оказавшись в камере для осужденных, был убит. Еще она рассказала, что в молодости крутила шуры-муры со Стекловым, от которого у нее и родился Антон. Олигарх Магницкий, разумеется, об этом не знал, считая Антона своим родным сыном. Не знал, с ее слов, о том, что он отец подсудимого, и судья Стеклов.

Брови Мирутина от удивления поползли вверх, но перебивать бывшего начальника он не стал.

— Поэтому мы полагаем, что Стеклов мог мстить родным заседателей за осужденного и убитого впоследствии сына…

На этот раз Мирутин не выдержал.

— Товарищ генерал, лично мне кажется, что это вряд ли. Во-первых, судья, да еще Мосгорсуда и с таким стажем судейской работы вряд ли стал бы изощренно убивать двенадцать человек и после этого кончать жизнь самоубийством. Мотив не тот. Во-вторых, он сам осудил его на пожизненно, хотя, как я понимаю, мог бы и лет двадцать дать. И, наконец, в-третьих, он не стал бы убивать совсем уж невиновных людей. Ведь убиты родственники заседателей, а не они сами. Это изуверство какое-то.

— Да, ты прав, — задумчиво протянул Рымов, — но вместе с этой версией нами рассматривается и другая.

— Хотите, угадаю, какая? — рот Мирутина тронула хитрая улыбка, а в глазах блеснул азартный огонек ищейки, почуявшей скорое начало охоты.

— Попробуй, — без особого удовольствия разрешил генерал, который за несколько месяцев отсутствия Мирутина успел отвыкнуть от его беспардонной манеры перебивать начальство.

— Вы обмолвились, что лишь одиннадцать погибших были родственниками заседателей. Кем тогда являлся двенадцатый?

— А вот это еще одна загадка, — сцепив кисти рук, лежащих на столе в замок, ответил генерал. — Двенадцатым оказался некий военный, подполковник в запасе Олег Изместьев.

Мы запросили в Главном управлении кадров Министерства обороны, копию его личного дела, допросили кое-кого из его сослуживцев и выяснили, что, будучи в Чечне, офицер Изместьев отличался садистскими наклонностями. Военная прокуратура подозревала его в издевательствах над мирными жителями и даже убийствах нескольких чеченцев, в том числе двух девушек.

Я лично наведался в главное военно-следственное управление, ознакомился с уголовным делом в отношении Изместьева и выяснил, что все доказательства его вины в уголовном деле имеются. Однако начальство ГВСУ мне поведало, что после скандала с полковником Будановым предавать огласке дело Изместьева, направив его в суд, было политически нецелесообразно. Поэтому по команде сверху оно было положено под сукно.

Однако родственники убитых Изместьевым чеченцев не унимаются, и продолжают бомбардировать следствие жалобами. Так что была велика вероятность возобновления дела Изместьева и привлечения его к уголовной ответственности за военные преступления. Тем более, что глава Чечни пользуется большой поддержкой Президента, а дело полковника Буданова общественностью уже подзабыто.

— То есть из этого можно сделать вывод, что этот Изместьев оказался на острове не случайно, — скорее утверждая, нежели задавая вопрос, заключил Мирутин, в котором окончательно утвердилось желание принять самое живое участие в раскрытии этого загадочного преступления.

— Что ж, я готов, — переводя взгляд с генерала на настоятеля монастыря, произнес Серафим, и, поднявшись со своего места, вышел из-за стола. Он подошел к игумену:

— Благословите, батюшка!..

В келлии, находившейся на втором этаже монашеского общежития, где Серафим проживал еще с одним послушником, было чисто и уютно. Она располагалась в углу этажа напротив умывальной комнаты, туалета и душевой. Василия — так звали его соседа, не было. Видимо, он, не дождавшись Серафима, решил отправиться на послушание без соседа. А, может, услышал, что его вызвал игумен.

Мирутин собрался очень быстро. Последний раз, прощаясь, с любовью обвел взглядом свое жилище, к которому за три месяца пребывания в обители уже успел привыкнуть. Две простые деревянные кровати, две тумбочки, два шкафа, небольшой деревянный стол с двумя стульями и… больше ничего.

В своей машине его ждал генерал, но воспоминания о том, как он впервые пересек порог этого помещения, и как оказался в монастыре накатили на него, перенеся во времени на три месяца назад.

Август 2016 года

Старший следователь по особо важным делам Главного управления по расследованию особо важных дел Следственного Комитета, сорокатрехлетний полковник юстиции Серафим Дмитриевич Мирутин, находясь в своем служебном кабинете, собирался домой после ночного дежурства. Прошедшая ночь выдалась на удивление спокойной, и ему даже удалось пару часов вздремнуть, что обычно на ночных дежурствах никогда не удавалось. Только внутреннее состояние, в котором он пребывал, казалось ему каким-то странным и необычным. С одной стороны, сегодня суббота, впереди выходные, на которые они с семьей собираются махнуть на дачу под Звенигородом, искупаться, порыбачить со старшим сыном. А с другой, его не отпускало какое-то глубокое внутреннее беспокойство, ожидание чего непоправимого и ужасного. Раньше с ним такого никогда не случалось, и это тягостное чувство напрягало, давило на нервы.